Избранное - [44]

— Как я мог сказать без вас.

— Женщинам ни слова, сынок, начнутся слезы, причитания, не до них мне сейчас. Что же им сказать, что придумать. Тьфу, голова совсем не своя!

— Давайте скажем, что наш курс посылают на целину и, чтобы освободить Сосо от поездки, вам надо поговорить с деканом.

— Ничего, хитер ты на выдумки, — ухмыльнулся Спиридон. — Единственный сын, скажу я декану, без него, скажу, уважаемый, не собрать мне урожая. Эх, позор на мою голову!..

* * *

В ту ночь я так и заснул за столом. Не знаю, кто раздел меня, кто уложил в постель. Проснулся ни свет ни заря. Слегка кружилась голова, и шумело в ушах. Сунув босые ноги в туфли, я вышел на балкон. Спиридон, уже одетый в выходной костюм, стоял, прислонясь к столбу, и ждал, когда я проснусь.

— Встал? Ну как вино, сынок? Иногда изжога от него бывает, вино у нас кисловатое получается, лоза такая, а в остальном — бальзам, ничего не скажешь.

Куриный бульон и вчерашние хачапури взбодрили меня. Когда мы спустились к дороге и я стал открывать дверцу машины, удивлению Спиридона не было предела.

— Твоя машина?

— Нет, дядя Спиридон, у двоюродного брата одолжил.

Спиридон какое-то время стоял в нерешительности. Но другого пути не было, ему пришлось садиться.

— Водить-то умеешь? — спросил он недоверчиво.

— Не волнуйтесь, дядя Спиридон, до Тбилиси без хлопот домчу.

— Мне бояться уже поздно, сынок. Страх и все такое я давно уже позабыл. Теперь вам бояться надо, остерегаться беды. Видишь, как испортил себе жизнь этот мой олух.

— Да что вы, дядя Спиридон, тоже мне беда! Приедете, переговорите с отцом того парня, и дело с концом.

— Во-первых, они могут меня и на порог не пустить, во-вторых, сынок, я тебе и вчера сказал, что, если ты не все говоришь и Сосо натворил что-нибудь постыдное, на меня не надейтесь. Я не буду унижаться из-за грязных дел моего сына, просить людей пощадить его, наоборот, может быть, даже сам потакать им стану.

— Вы что, дядя Спиридон, неужели ни разу в молодости не дрались? Что в этом особого?

Спиридон замолчал.

Реку у выезда из деревни я решил проехать вброд, рядом с деревянным мостом.

— А почему через мост не едешь?

— Через какой?

— Да вот! — кивнул он на деревянный.

— Разве по нему проедешь на машине?

— Как же, запросто, сынок. Когда ехал сюда, тоже небось вброд переправлялся?

— Да.

— Нет, сынок, не делай больше этого. Ты не глупи с нашей рекой. Вот этому мосту лет сто, если не больше, и ничего с ним не делается, еще столько же простоит. Из дубовых бревен сколочен, проезжай свободно, не бойся.

Я повернул назад и въехал на мост. Не могу сказать, что я испытывал слишком приятные минуты, пока переезжал его.

Вскоре Спиридон задремал. Мы миновали Шорапани, и до самого Сурамского перевала (дорога была свободна) я гнал на предельной скорости. Иногда я поглядывал на Спиридона и думал: «Вот такие люди и выдерживают все трудности жизни. Будь мой отец в его положении, так тот расклеился бы окончательно; тут тебе и трясущиеся руки, и гипертонический криз». Удивительно, какая сила воли оказалась у Спиридона, с каким мастерством разыграл он вчера перед домашними счастливого хозяина. И пил вместе с нами, и пел, сколько энергии в человеке, какая закалка. Но одно мне не понравилось в нем, и это было новостью для меня: несколько черствым показался мне Спиридон, словно Сосо и не сын ему. Поначалу он даже отказался ехать. Как это так: сын твой нуждается в помощи, а ты из-за какой-то надуманной гордости отказываешься выручать его!.. Мыслимо ли это? Нет, думал я, сохранилась все-таки какая-то первобытная суровость и жестокость в сельских жителях, в их родительских чувствах. Горожане в этом смысле намного мягче… Потом мне вспомнилась Отарова вдова[5], и все мои философствования стали с ног на голову.

Между тем мы проскочили последний подъем к Шроше и подъехали к роднику.

Это место я называю рублевым базаром. Бойкие ребятишки суют тебе прямо в машину вареную кукурузу, инжир, грецкие орехи, соленый огурец… Все здесь стоит рубль, все так точно выверено и разложено по кучкам и мискам, что — торгуйся не торгуйся — гроша не сбавят. В покупателях здесь нет нужды. Редко какой шофер проскочит мимо, не освежившись родниковой водой, не перекусив на дорогу.

Я остановил машину. Спиридон спал. Купив лобио и горячих мчади, я поспешил обратно, но пассажира своего на месте не обнаружил. Я увидел его немного в стороне от машины, перед двумя подростками. Спиридон что-то старательно втолковывал им. Вокруг них собирались любопытные. Я подошел поближе. Девочка и мальчик (похоже, брат с сестрой) продавали грибы в двух корзинках.

— Поверьте мне, ребята, я ничего против вас не имею, просто я хорошо разбираюсь в грибах и знаю, что эти грибы ядовитые, — как видно, уже не первый раз говорил Спиридон.

Грибники и слушать его не хотели.

— Почем грибы? — спросила пожилая женщина в брюках, аппетитно поглощая соленый огурец. Надкусывая его, она всякий раз как-то забавно клонилась вперед.

— Большая — пять, а та (девочка показала на маленькую) — три.

— Не берите эти грибы, уважаемая, ядовитые они, отравитесь, — не дал ей опомниться Спиридон.