Избранное - [10]
Добрые люди отписали мне про все это в армию. Эх, заплакал я тогда, и от горя заплакал, и от злости.
Возвращаюсь домой, в деревню, и первый, кого вижу, — пан Мишинка. Отец меня не встретил — он тогда уже прихварывал. Иду со станции, в руке рундучок, сам весь в пыли — пыли на дороге по щиколотку. Далеко позади клубится пыльное облако. «Подвезут», — думаю. В самом деле, бричка обогнала меня и остановилась в двух шагах, а когда пыль осела, вижу: сидит на козлах сам пан Мишинка. Смотрит на меня, я — на него. Чувствую, волосы у меня на голове дыбом встают. Шагу не шагнуть, слова не вымолвить.
А он, пан Мишинка, упивается моей злостью, моей беспомощностью, зубы скалит.
— Помните про гусеницу? Про червяка? Так знайте, все, что случилось, — это вам за гусеницу…
Меня словно кто кнутом огрел. Мигом очнулся, швырнул на землю рундучок и бросился на обидчика. Да он этого ждал — вовремя стегнул коней. Обдало меня пылью, даже на зубах заскрипело, стою, только кулаки сжимаю…
Тем и кончилась история с Анкой. Но мы, я и пан Мишинка, еще не свели счетов. Не раз и не два сталкивались. Деревня у нас маленькая, пройдешь по ней — всех повстречаешь, приглядишься — всякого насквозь видать. Встречался я и с паном Мишинкой. Каждый раз кровь в висках стучит, туман глаза застит. Но ничего так и не произошло. Другие были у меня тогда заботы.
После действительной очутился я в глубокой нищете. И раньше дела у нас шли неважно, а теперь и совсем плохо стало. Отец целые дни лежал, скрюченный, разбитый ревматизмом, — в окопах на итальянском фронте заработал. Сердце у него едва билось. Начались осенние дожди, крыша протекала, северную стену халупы покоробило. Чтобы платить доктору, пришлось продать корову. Осталась у нас одна коровенка, и с нею я маялся на осенней пахоте. Пока не заездил ее вконец. Отощала от работы — одни кости да кожа, наглоталась чего-то, раздуло ее, так на поле и пала. Кого тут докличешься? Все уже пахоту кончили, поля пустые — ни души. Пришлось корову прирезать, чтобы от нее был хоть какой-то прок. Остался я гол как сокол, без помощи, с больным отцом на руках. Отец не дождался зимы, умер перед первым снегом. Нужно хоронить, и надо же, чтобы как раз в тот день, когда я сидел в холодной халупе над мертвым отцом, как раз в тот день пришли собирать налоги. «Нет у меня ничего, хоть убейте», — говорю. А им какое дело? Машины, не люди! «С вас причитается столько-то и столько-то, видите, все цифры сходятся… столько-то и столько-то за такой-то срок…»
Пошел я по соседям. Но тогда на весь мир тьма пала. Надвигался кризис. У каждого заботы, у каждого долги, и ни у кого нет денег.
Деньги были только у пана Мишинки. Вернулся я домой, сутки просидел над телом отца. Я дал бы отрубить себе руку, только бы не унижаться перед паном Мишинкой. Но делать было нечего. Нужно было похоронить отца, нужно было как-то жить.
Утром, после бессонной ночи, я решился: пошел к папу Мишинке. Тот меня уже ждал. Он знал обо всем, что происходило в деревне, использовал любой случай, подстерегал каждого, чтобы в подходящую минуту отхватить еще кусок.
Пан Мишинка сидел за столом, нацепив на нос очки в золотой оправе — как раз в ту пору он начал их носить, — и разбирал бумаги. Разумеется, он заметил меня, но головы нарочно не поднял, не взглянул, будто ему все равно — что я, что пустое место.
А я стоял на пороге, хмурый и злой, проклиная пана Мишинку, себя, весь мир. С моей шляпы, с сапог на богатый ковер стекала вода. Я стоял грязный, оборванный, полный отчаяния, и подумалось мне: пожалуй, лучше умереть, чем жить в таком нечеловеческом унижении. Наконец пан Мишинка поднял голову. Смерил меня презрительным взглядом:
— Неужели нельзя было вытереть ноги перед порогом? Только грязь сюда носите…
Я даже не слышал толком, что он говорит. В висках у меня стоял набатный звон, слова застревали в горле. Я угрюмо уставился на носки своих заляпанных сапог, на желто-коричневую лужу возле них.
— Помогите, — говорю, — пан Мишинка, иначе совсем худо мне будет.
Ох, каких усилий стоили мне эти слова! Как нелегко им было продираться сквозь горло!
Пан Мишинка, стараясь продлить мои муки, прикинулся простачком.
— Чего же вы хотите?
— Денег, — вырвалось у меня. — Деньги мне нужны, пан Мишинка.
Пан Мишинка встал из-за стола, прошелся по комнате, пощелкал пальцами.
— Так-так… а мне-то, собственно, какое дело? Ну скажите сами, мне-то что до этого? Вся деревня сидит на моей шее: денег да денег! Что я вам — банк? — Он подошел ко мне, остановился и взглянул на измятую шляпу, которую я держал в руке.
— Ну уж ладно… только потому, что это вы… что мы знаем друг друга с детства. Ведь мы старые товарищи, не так ли?
Он ткнул меня пальцем в грудь. Я молчу, уставился в пол.
— Старые товарищи, не так ли?.. — повторил он. Потом томительно долго молчал, разгуливая из угла в угол. Остановился передо мной, снова стал истязать меня вопросами. А вопросы у него обдуманные, точные, каждый — как соль на открытую рану.
Наконец дал денег.
Только не помогли мне его деньги из нужды выбраться. Работал я, выбивался из последних сил, но надо мной словно проклятье висело.
ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА Какое человеческое чувство сильнее всех? Конечно же любовь. Любовь вопреки, любовь несмотря ни на что, любовь ради торжества красоты жизни. Неужели Барбара наконец обретёт мир и большую любовь? Ответ - на страницах этого короткого романа Паскуале Ферро, где реальность смешивается с фантазией. МАЧЕДОНИЯ И ВАЛЕНТИНА. МУЖЕСТВО ЖЕНЩИН Женщины всегда были важной частью истории. Женщины-героини: политики, святые, воительницы... Но, может быть, наиболее важная борьба женщины - борьба за её право любить и жить по зову сердца.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Винцент Шикула (род. в 1930 г.) — известный словацкий прозаик. Его трилогия посвящена жизни крестьян Западной Словакии в период от начала второй мировой войны и учреждения Словацкого марионеточного клеро-фашистского государства до освобождения страны Советской Армией и создания новой Чехословакии. Главные действующие лица — мастер плотник Гульдан и трое его сыновей. Когда вспыхивает Словацкое национальное восстание, братья уходят в партизаны.Рассказывая о замысле своего произведения, В. Шикула писал: «Эта книга не об одном человеке, а о людях.
В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.
Это своеобразное по форме произведение — роман, сложившийся из новелл, — создавалось два десятилетия. На примере одного братиславского дома, где живут люди разных поколений и разных общественных прослоек, автор сумел осветить многие стороны жизни современной Словакии.
Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.