Избранное - [8]

Разумеется, эти представления о характере соплеменника Ни Цзао почерпнул вовсе не из паспорта, украшенного выездной визой, который они предъявляли в аэропорту города Ф. Да… Здесь все было не так, как на Востоке, где большой добродетелью по-прежнему считается скромность. Здесь каждый человек, будь то мужчина или женщина и даже малолетний ребенок, обладает сильно развитым чувством собственного достоинства, каждый здесь идет вперед с высоко поднятой головой, важно выпятив грудь, демонстрируя свою значительность. Однако в соотечественнике, который был одет в ладно сшитый костюм и имел представительную внешность, что должно свидетельствовать о чувстве собственного достоинства, можно было заметить нечто жалкое, какую-то робость и даже отчаяние. Но почему этот незнакомый ему человек, с которым он к тому же встретился совершенно случайно, так занимал сейчас его внимание? Мало ли происходит подобных случайных встреч с разными людьми во всех уголках земли? Иссохшие телом, с отчаявшейся душой, живущие в тяжелых условиях, вступающие в конфликт с самими собой, они должны вызывать к себе сострадание. Но у Ни Цзао не было сочувствия даже к тем, с кем он был тесно связан.

Ни Цзао заметил этого человека сразу же, едва переступив порог светлого, почти стерильно чистого конференц-зала, очень удобного и просторного, несмотря на сравнительно небольшую площадь и не слишком высокие потолки. В облике незнакомца Ни Цзао увидел нечто трагическое, что сразу же привлекло его внимание. За этой трагической маской он разглядел и взрывчатую нетерпеливость и огромную эмоциональность, скрытый незаурядный талант и пустое упрямство. Ни Цзао выбрал себе стул рядом с этим мужчиной и, улыбнувшись ему, протянул свою визитную карточку.

«Почтительный младший брат»[5] мгновенно извлек свою карточку светло-голубого цвета. На одной стороне Ни Цзао заметил английские слова, на другой — китайские (китайские!) иероглифы:

Доцент Университета Г.

Доктор филологии, магистр исторических наук.

Чжао Вэйту

Ни Цзао кивнул головой в знак приветствия, про себя удивившись странному имени собеседника.

Беседа носила чисто формальный характер. Разговор с немецкими учеными поддерживал в основном глава делегации, человек весьма эрудированный, с хорошо подвешенным языком. Ни Цзао позволил себе немного расслабиться. Он любовался стоящими в зале четырехгранными светильниками, напоминавшими большие вазы для цветов. Потом его взгляд остановился на дереве, что росло за окном. В его листве он заметил двух небольших птичек, которые, весело попискивая, прыгали с ветки на ветку, а потом вдруг затихли и, повернув головки назад, принялись остренькими желтыми клювиками чистить перышки. Ни Цзао задумался. Птицы совершенно такие же, как и на родине, а живут здесь, в этой стране. Разве не свободно летают они в поднебесье, разве не вольны они сами выбирать себе место для обитания. Интересно, есть ли у них свои судьбы, страдают ли они, есть ли у них свои печали и радости?

Глава делегации продолжал оживленно говорить.

— Господа, я хорошо себе представляю, что события, которые произошли в китайской истории за последние сто, тридцать и даже за последние несколько лет, вызывают у вас удивление и недоумение. Действительно, их трудно понять и еще труднее их предсказать. Но они вызывают непонимание не только у вас, они ставят в тупик и нас самих, то есть тех, кто родился в Китае, подобно своим предкам, кто вырос в этой стране, принимал участие во многих событиях ее истории, более того — испытал на себе весь драматизм тех событий, которые произошли в Китае…

Слова главы делегации вызвали у присутствующих смех. Улыбнулся и Ни Цзао. «Смех — хороший признак, — подумал он. — А всеобщий смех? По-видимому, это хорошая почва для взаимопонимания».

— В 1949 году китайский народ взял судьбу страны в свои руки и революционными методами преобразовал общество. Точно такими же революционными методами он осуществил коренную перестройку всей жизни, что, вероятно, было совершенно необходимо. Это было деяние великое и священное. Без революции, перевернувшей Небо и Землю, наша древняя страна не смогла бы дольше существовать, она не смогла бы продвинуться вперед ни на шаг. Но путь революции никогда не бывает ровным…

Глава делегации продолжал вещать, а Ни Цзао подумал, как это у него все складно получается… Чтобы лучше понять сказанное, видимо, надо немного взбодриться с помощью чашки кофе. Ни Цзао потянулся к прозрачному кофейнику, в котором поддерживалась постоянная температура, и налил себе чашечку ароматного напитка. Чжао Вэйту показал ему глазами на сахар и какой-то белый порошок, называвшийся «кофейным другом», заменяющий молоко и предохраняющий человека от чрезмерной полноты. Ни Цзао, поблагодарив, отказался. Он любил кофе без молока. Эту привычку он унаследовал от отца…

— …А мне все-таки жаль, что культурная революция окончилась в Китае провалом. — Эти слова на ломаном китайском языке произнес упитанный ученый муж с мясистыми пальцами, похожими на восковые колбаски. Он поискал глазами переводчика, но мисс Бетти в зале отсутствовала. Чжао Вэйту сделал ему знак: «Пожалуйста, продолжайте!» Толстяк перешел на родной язык. Чжао Вэйту стал его переводить. — Да, мне очень жаль, что движение хунвэйбинов в Китае закончилось крахом. В 1966 году я еще учился в университете, тогда я считал, что китайские хунвэйбины — это образец для всего мира. Они подсказали молодежи, которая борется против всякой рутины и традиций, конкретные методы, ведущие к быстрейшей перестройке всего общества…