Избранное - [29]

В третий год эры Сюаньтун за три месяца до Синьхайской революции семя Ни Вэйдэ созрело — на свет появился Ни Учэн, на котором, как ни странно, нисколько не отразились страдания матери в связи с кончиной близких людей. Он рос здоровым и крепким мальчиком — словом, весь в мать, однако ясности ее ума он все же не приобрел. Хотя умом он едва ли уступал другим детям, разве что совсем немного. Когда ему было семь месяцев, у него появились первые зубки, а на ноги он встал, когда ему не исполнилось и годика. Через полгода его отнесли в уездный город, где в «заморском доме» (так местные жители называли единственную в городе амбулаторию при католической миссии) ему сделали прививку оспы. В четыре года он уже умел писать свое имя, в пять — пошел в частную школу, а в девять лет поступил в «заморские классы» и, как только начал учиться, сразу же увлекся статьями Лян Цичао, Чжан Тайяня и Ван Говэя[41]. Когда ему стукнуло десять, мать повезла его в дом бабушки, своей матери, где он познакомился со своей двоюродной сестрой — дочкой дяди, девочкой с крохотными спеленатыми ножками. Встреча с родственницей и ее бинтованные ножки так глубоко поразили его, что он посмел тут же объявить себя открытым противником бинтования ног. Охваченный благородным порывом, он со слезами на глазах заявил, что этот обычай дикий и глупый. Этими словами он кровно обидел своего дядю и крайне испугал мать, которая увидела в его поступке проявление злой силы. Ей тут же вспомнились жуткие крики, которые она постоянно слышала по ночам в старом доме в Мэнгуаньтуне… Какой же грех совершила семья Ни в прошлом? Какие грехи совершили ее собственные предки, если ей выпало стать одним из членов несчастливого рода?

С этого времени мать Ни Учэна жила во власти постоянного страха, который терзал ее душу. Преданные слуги чуть ли не каждый день приносили ей новости о поведении сына, которые рождали в ее душе новые беспокойства. Ни Учэн-де часто беседует с арендаторами, толкует, что всю землю надо разделить, так чтобы «каждому пахарю досталось свое поле», как учил «отец нации» Сунь Ятсен[42]. Он заявляет, что помещики живут за счет аренды земли, а это, мол, сущий паразитизм. Словом, наш «маленький барин» несет несусветную чушь и всякую околесицу. Эти краткие «отчетные доклады» то и дело доходили до слуха матери.

Мать скоро обнаружила, что сын часто страдает бессонницей. Годами молод, а вот на тебе — не спит по ночам, чуть не до полночи ворочается в постели. Она как-то спросила его, почему он не спит. Сын ответил, оттого, мол, что он не понимает смысла и цели человеческой жизни и не видит в ней ценности. В это время Ни Учэну исполнилось четырнадцать лет. Однажды в канун года вся семья собралась вместе, чтобы идти на молебен, отбивать поклоны предкам и ставить в их честь поминальные таблицы. С полпути мальчик вдруг куда-то исчез. Искали его долго, наконец нашли: оказывается, он побежал в грушевый сад смотреть на звезды. Мать велела ему вернуться, а он ни в какую. Молебен — это, мол, суеверия и сплошной самообман. Наступит время, когда он все эти таблицы предков расколошматит в пух и прах.

Мать чувствовала, что рано или поздно грянет большая беда, надо с кем-то посоветоваться, но с кем? Тайна о том, что бесовская сила околдовала сына, не должна выплыть наружу и достичь чужих ушей, потому что в роду Ни сразу же найдется немало прохвостов, которые после кончины Ни Вэйдэ могут позариться на богатства семьи. Но пока еще они не решаются что-либо предпринять, потому что жив законный наследник — их братец Ни Учэн. А что, если посоветоваться с кем-нибудь из своей семьи? Нет, тоже не годится. Это может вызвать напрасные толки и разные подозрения: она, мол, вместе со своей родней строит планы насчет мужнина добра, а подобные действия жен расцениваются как безнравственные, почти такие же позорные, как любовная связь с посторонним мужчиной. Но было и еще одно обстоятельство. Ни Учэн вызывал у ее родни открытую неприязнь. И дело было не только в его глупом высказывании насчет пеленания ног. Трудно сказать, почему возникла у родственников неприязнь к ее сыну, возможно оттого, что его считали человеком из другого клана, а значит, чужаком, отщепенцем. И вот еще почему не хотелось ей обращаться к родне: она рассчитывала на помощь своего брата, хотя тот слыл человеком непутевым и дурным.

И все же она решила обратиться именно к брату, который ничтоже сумняшеся дал два дельных совета: во-первых, племяннику следует курить опиум, а во-вторых, его надо непременно женить. «Учти! — сказал он. — Всякого незаурядного человека да и просто ладного парня может в любой миг окрутить нечистая сила. Поэтому он должен, во-первых, не расставаться с трубкой, а во-вторых, найти себе женщину. И тогда сердце его успокоится, дух усмирится, а жизнь потечет вполне сносно. — Он помолчал минуту и более уверенно добавил: — Пример тому я сам! В молодости, известно тебе, нрав я имел разбойный, но в конце концов усмирил его. Ведь так? Правда, одна жена мне не помогла, пришлось взять еще двух — „крошек“!»

Сестре от таких слов впору было разреветься. Ей сразу же вспомнилось тщедушное тело покойного мужа, заядлого курильщика, который в последние годы жизни перестал походить на живого человека и был точь-в-точь как черт из преисподней. Но судьба свекра и его брата была куда страшней, чем у мужа. Эта неграмотная женщина, никогда никуда не выезжавшая, напуганная до смерти событиями Синьхайской революции и всем происходящим после установления Республики