Избранное - [24]

— Живей! — скомандовал Страшила.

Ваня с Данаилом побежали за дом, а мы со Страшилой нажали кнопку звонка у входной двери. Вместо ответа над нашими головами грохнули два выстрела. Мы прижались к двери. Страшила дал вверх очередь из автомата, а я пальнул из своего бухала — больше для храбрости, потому что не видел цели и вообще ничего не видел. В следующий миг выстрелы раздались за виллой. Мы со Страшилой бросились туда.

Ваня и Данаил уже вели перед собой арестованного — рослого мужчину в разорванной на груди рубашке и в пижамных штанах. Он пытался бежать через одно из задних окон. Левую руку он держал поднятой вверх, правая повисла: он был ранен в плечо, но молчал, ни разу не охнул. Его крупное лицо было бледным и застывшим.

— Надо осмотреть дом, — сказал Данаил. — Может быть, там есть еще кто-то.

— А ну, давай ключи! — приказал Страшила.

Арестованный медленно поднял голову.

— Ключи наверху, на моем письменном столе, — сказал он сипло. — В доме никого нет.

— Посмотрим… Где твоя семья?

— Не здесь.

— Принимаю решение, — по-командирски отрубил Страшила. — Я его отведу, а вы обыщите виллу. И дождетесь меня.

Так и вышло. Мы с Данаилом залезли в дом через открытое окно. Зажгли свет во всех комнатах, нашли ключи и открыли дверь Ване.

В доме действительно никого не было, в подвале — тоже. Не нашли мы и никаких важных документов, хотя сдвинули с места мебель и простучали стены, как это делалось в прочитанных нами детективных романах.

— Этот тип, раз он гестаповец, не так глуп, чтобы оставить улики против себя, — глубокомысленно сказал Данаил.

— Точно, — согласился я. — Опасная птица.

Как только не подшучивают над нами иногда здравый смысл и железная логика… Позднее мы узнали, что «опасная птица» был действительно разбогатевшим во время войны спекулянтом, но что его гестаповско-полицейская деятельность так и не могла быть доказана. Больше того — на суд явились родственники политзаключенных свидетельствовать в его пользу: он был англофилом и давал им продукты и деньги, зная, к кому они попадут. Сам он заявил, что стрелял не в нас, а в воздух, чтобы припугнуть нас и бежать: он подумал, что для буржуазии настала варфоломеевская ночь. Все же его осудили на два года — из-за стрельбы…

Вилла была новая, обставленная с большой роскошью. В нижнем этаже размещались огромный холл, детская и служебные помещения, а наверху — спальня, кабинет и комната для гостей. Дубовые панели на стенах, современная мягкая мебель, светильники и персидские ковры, картины и безделушки — все убранство было изысканным и щедрым, так что даже Данаилу не к чему было придраться. Что же до нас с Ваней, мы изумленно глазели на все это великолепие, как будто перед нашими глазами неожиданно зажглась волшебная лампа Аладдина.

Я невольно приметил, что Ваня, которая всегда вела себя очень активно во время наших операций, на этот раз не стала участвовать в обыске. Сначала она ходила за нами из комнаты в комнату и смотрела, как мы отодвигаем мебель от стен и снимаем картины в надежде обнаружить секретный сейф, как переворачиваем матрасы и роемся в гардеробах. Потом мы спустились в подвал, а она осталась в холле. Когда мы вернулись, мы застали ее в странной позе: она стояла, опершись о стену возле широкого, как витрина, окна и напряженно смотрела в пространство, сжимая ворот своего ветхого зимнего пальто. Губы ее были полураскрыты, лицо — бледное и расстроенное, словно она только что видела что-то страшное.

Когда мы вошли, она очнулась. Выпрямилась и опустила руку, но ничего нам не сказала. Наверное, очень устала от событий этого дня. Мы с Данаилом тоже устали и поспешили расположиться возле большого камина, облицованного грубо отесанным зеленоватым мрамором.

— Ваня, иди отдохни, — сказал Данаил, придвигая к себе еще одно кресло.

— Я не хочу садиться, — ответила Ваня.

— Боишься, что под креслом мина? — засмеялся Данаил.

Ваня только покачала головой все с тем же боязливым и недоверчивым выражением в глазах. Она осторожно пересекла холл, словно ступая по битому стеклу, а не по мягкому ковру, подошла к нам и неуверенно прислонилась к Данаилову креслу. Мне показалось, будто она боится до него дотронуться.

— Как жили люди, — промолвила она тихо. — Просто не верится.

— Вот те на! — сказал я. — Разве ты не знала, что некоторые так живут?

— Знала, конечно, — задумчиво улыбнулась Ваня.

Она загляделась на статуэтку, стоявшую на каминной полке. Это была Диана из белого мрамора, с луком в руке, с обнаженной грудью и классическими ниспадающими складками. Ваня приблизилась, чтобы получше ее рассмотреть. Данаил встал, взял статуэтку и подбросил на ладони.

— Уронишь! — вскрикнула Ваня.

Данаил рассмеялся.

— Туда ей и дорога! Единственная безвкусная вещь в этом холле… Вы только посмотрите на эти прелестные пейзажи на стенах, а потом вот на это убожество. Какой-то сластолюбец бездарно пошутил, а наш богатей принял его шутку за произведение искусства.

И он с легким стуком поставил каменную Диану на место.

Мне тоже не понравилась статуэтка, но я не стал высказывать своего мнения, потому что плохо разбирался в скульптуре. А Ваня продолжала смотреть на обруганную богиню охоты, и я заметил, как в ее темных глазах появилось что-то твердое и холодное. Не отрывая глаз от статуэтки, она произнесла медленно: