Избранное - [143]

Строительный материал был готов. Оставалось превратить кедры в доски и планки и затем построить наше спасательное сооружение. А располагали мы только одним топором и двумя перочинными ножиками. Сами можете себе представить, сколько труда, сил и изобретательности требовала эта работа. Начали мы ее в конце апреля, а закончили в общих чертах к концу августа.

Наконец 20 сентября 1973 года наше сооружение было готово, и мы с капитаном долго любовались им при лунном свете. Это было нечто среднее между сараем, курятником и Ноевым ковчегом, а точнее — деревянный ящик для трех человек, крепко сколоченный и просмоленный. Ящик был шириной около двенадцати футов, каким был и ящик-домик Лемюэля, когда он в свое время покидал Бробдингнег, а в высоту — пять футов. Внутри в нем помещались три гамака, сплетенные из лиан и подвешенные к потолку, стол и три двуногих стула, прибитых к полу. Окошечко и дверь старый путешественник смастерил так, что они закрывались почти герметически. В передней части ящика мы пробили отверстие и в него просунули длинную, легкую и прочную липовую жердь. Две трети жерди находились в ящике, а одна треть торчала снаружи и жердь свободно могла двигаться во все стороны: это была, в сущности, простая, но эффективная система управления, о которой речь пойдет дальше. К крыше домика-ящика, точно посредине, мы привинтили большое железное кольцо; сделал нам его кузнец в ремонтной мастерской, — мы его обманули, сказав, что кольцо послужит Лине ожерельем.

Запаслись мы и провизией. Я стащил мешок ячменя из запасов нашей конюшни, а мистер Лемюэль, пробежавшись по джунглям, всего за десять минут поймал за уши четырнадцать крупных зайцев. Он их ободрал, нарезал на тонкие ломтики и положил вялиться на солнце. Одному из зайцев мы сохранили жизнь и привязали к внешнему концу нашей системы управления, то есть к жерди.

На следующую ночь мы разбудили Лину и повели ее в джунгли, чтобы продемонстрировать наше творение. О его предназначении сначала мы ей ничего не сказали. Она осмотрела ящик и заметила, что наша идея прекрасна: конечно же, нам очень нужна дачка и это — гениальная мысль, на которую я едва ли способен. Она благодарит мистера Лемюэля. Но когда он, не сдержавшись, открыл ей, что это не дачка, а летательный и, быть может, плавательный аппарат, она ограничилась одним-единственным замечанием:

— Идиоты!

С той ночи на мою голову обрушились бесконечные семейные свары. Лина не хотела поверить, что я уходил по ночам из нашего семейного стойла только для того, чтобы сколотить этот «несчастный ящик», и начала с подозрением смотреть на каждую уибробку, приближавшуюся к моей милости менее чем на пять шагов. Кроме того, она клялась, что никакая сила не заставит ее войти в наше предприятие «выживших из ума самоубийц».

Беда никогда не приходит одна. В последующие дни, вместо того чтобы использовать свою энергию на преодоление упрямства Лины, я должен был преодолевать сопротивление и самого мистера Лемюэля. По неизвестным причинам он охладел к нашему предприятию и даже избегал говорить о нем. Я молил и так и этак, чтобы он объяснил мне свое поведение, и наконец он признался:

— А где гарантия, что птица Рух ухватит клювом наше кольцо?

— Но ведь в Бробдингнеге кто-то из ее родственников ухватил кольцо? — спросил я, чтобы его подбодрить.

— Ну да, — ответил он с ужасающим безразличием. — Но где гарантия, что Рух появится тут и к тому же заметит наш ящик?

Действительно, за последние десять месяцев Рух показалась всего два раза и даже не спускалась к Энсестрел стейбл. Но разве это могло поколебать такого старого, испытанного воздухо- и мореплавателя, как мистер Лемюэль?

— Ю си, мистер Драгойефф, — сказал он мне 29 сентября, нервно подергивая веком. — Я подумал и пришел к заключению, что орел, который в свое время так благополучно унес меня из Бробдингнега, был шизофреником. Потому что какая нормальная птица схватит клювом железное кольцо? На кой черт ей железо? Напрасно тратим силы, приятель. То мое избавление было чистой случайностью. Да, да, чистой случайностью.

Старый инвалид, несомненно, был прав. Но он не знал, насколько ушла вперед современная наука. Я задумался над его словами, и в моей голове тотчас родилась еще одна блестящая идея.

— Хорошо, — сказал я. — В ваше время, капитан, все было случайностью. Но в наше все — железная необходимость. Ведь человек для того и познал природу, чтобы пользоваться ею, как он пользуется ножом и вилкой. Я зоолог, мистер Лемюэль, и знаю хищных птиц, как вы знаете королей и депутатов. Почему бы нам в наших целях не использовать науку?

— Я вас не понимаю, — холодно произнес мистер Лемюэль, но я видел, что он заинтригован.

— Очень просто. Мы убьем еще двух-трех зайцев, привяжем их к кольцу нашего ящика, и пусть они как следует протухнут. Какой хищник, спрашиваю я вас, останется равнодушным к запаху падали?

— О! — только и мог произнести мистер Лемюэль.

Еще до наступления вечера он поймал трех зайцев, зарезал их, и мы крепко-накрепко привязали их к кольцу. Вскоре от них стала разноситься такая вонь, что не только Рух со своим мощным обонянием, но и самый обыкновенный наш ворон учуял бы ее на расстоянии многих километров. Все обитатели Энсестрел стейбл, с недоумением переглянувшись, прикрыли носы марлевыми повязками.