Избранное - [132]

— Разве это такое большое несчастье?

— Ах, мистер Драгойефф, — мрачно вздохнул академик. — Чего можно ожидать от нации, которая только пасется и совокупляется? Чем мы отличаемся от универзоо?

На последний вопрос я ответить не мог, но мне стало жалко старого уибробца, и я попытался его утешить. Может быть, сказал я ему, то, что наш Молчальник заговорил, — это доброе предзнаменование. Может быть, на этот раз уибробцы вернут себе клыки и сведут счеты с Великой фирмой и этими старыми клячами Вице-губернаторами. И может быть…

— О, только не это, — прервал меня в отчаянии мистер Аймсори. — Не дай Уининиме! Это бы, друг мой, означало катаклизм, понимаете? Куда нам без Вице-губернаторов, как стали бы мы жить без порядка и тишины? Бробдингуйя только того и ждет, чтобы нас погубить… Что вы говорите, мистер Драгойефф!

Мистер Аймсори был в ужасе, а придя в себя, развил нам теорию, согласно которой только реформы — осторожные, постепенные, к тому же предложенные Их Превосходительствами и проводимые под Их покровительством — могут преобразить жизнь уибробцев и даже прекратить всеобщую дойку. Все прочее — ересь. Даже самые радикальные уибробцы, включая обитателей Энсестрел стейбл, убеждены в этом.

— В конце концов Их Превосходительства — уибробцы, — продолжал наш старейшина. — Ведь это их дело думать об Уибробии? Когда они станут более умными и добрыми, они непременно подарят уибробцам свободу…

Он вынужден был остановиться — в стойле нашего соседа Молчальника раздался такой гомерический хохот, что вся конюшня проснулась и беспокойно заворочалась. Молчальник умерил свой хохот, но его деревянная нога еще долго била по перегородке стойла… Мистер Аймсори приложил палец к губам и, прошептав, что старый инвалид, наверное, сошел с ума, поспешил вернуться к себе.

Однако я не разделял его мнения. Когда смех прекратился, мне очень захотелось обратиться к Молчальнику с приветливым словом: я был уверен, что он в своем уме и даже не поглупел, как положено старым людям. И лишь из-за позднего часа я этого не сделал.

С того дня, а точнее с той ночи, начался заключительный этап наших приключений в Уибробии, и он самым непосредственным образом оказался связанным с прошлым, настоящим и будущим Молчальника. Потому что у этого безобразного и несчастного старого инвалида было и будущее…

Целую неделю он молчал и снова оставлял без ответа наши приветствия. Разве что, проходя мимо нас с Линой, воздерживался от гримас. По ночам я не слышал ни его бормотания, ни обычного бульканья жидкости, льющейся из бутыли. Затем я увидел, что он спит, укрывшись с головой рваным одеялом, и так он непробудно спал в течение двух недель, даже не меняя позы.

Велико же было наше удивление, когда однажды утром мы проснулись от настойчивого стука в дощатую перегородку. После моего сонного «плиз» над перегородкой показалась голова Молчальника, и он спросил, можно ли к нам заглянуть. Я предложил ему чуть-чуть подождать, пока Лина снимет пижаму и наденет утренний туалет.

Через час он вошел в наше стойло. Сел, пристроил, охая, деревянную ногу, поправил черную повязку на глазу и извинился, что разбудил нас. Сказал, что решился на этот шаг, потому что вот уже две недели ему не дают покоя кое-какие мысли.

— Мысли? — переспросил я. — Неужели вы думаете и во сне?

Он улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой, и почесал голую, как яйцо, голову.

— Я не спал, сэр. Я никогда не сплю. Этим глупым уибробцам неведомы человеческие привычки, и, когда я думаю, они воображают, будто я сплю. Год дем, для них это одно и то же… Не рассказали бы вы мне что-нибудь об Англии, сэр?

— Об Англии? — удивился я. — Почему именно об Англии?

— Простите, мадам, — спохватился Молчальник. — Я вам еще не представился. — Он хотел было встать, но я предложил ему представиться сидя, и он лишь поклонился. — Капитан Лемюэль, англичанин. Бывший судовой хирург и капитан торгового Ее Величества флота.

— О! — смог только воскликнуть я.

— Что вас удивляет, сэр?

Я тут же взял себя в руки. Вот почему мне казалось, что я знаю этого старика. Лемюэль, капитан корабля… Фотография! Фотография из картотеки Грейтполисменства Лаггнегга, которую мистер Рольф показал нам в день нашей уибробизации… Но ведь тот Лемюэль был казнен два с половиной века назад?!

К счастью, я уже знал по опыту, приобретенному во время спиритического сеанса, что живые могут быть мертвыми, а мертвые — живее живых, и это спасло меня от необдуманных вопросов.

— Ничего, мистер Лемюэль, — ответил я и официально представил ему Лину и себя. — Мне очень приятно, что я встретился с вами.

Так я выиграл время и пришел в себя. Я знал: кого уибробцы казнят, у того нет шансов воскреснуть, но как спросить у человека, почему он еще жив? Притом он сидел перед моими глазами, а я всегда верю своим глазам больше, чем картотекам.

— Извините, но я хотел бы объяснить, почему я вас разбудил, — сказал мистер Лемюэль. — Я очень взволнован. В первую же минуту, когда я увидел вас здесь, я понял, что вы европейцы, а я покинул Англию так давно… Расскажите мне хоть что-нибудь о ней, если это вас не затруднит.