Избранное - [44]

— Большая река — внизу. Маленькая — под стеной бежит. Такой дом у нас, спасибо Шо-Пиру, — придумал, чтоб летом не жарко было.

— Шо-Пир — кто?

— Вон спит! — указала Гюльриз на окно. — Тебя вчера принес.

— Твой сын он?

— Мой сын — Бахтиор, тоже спит, вон в шалаше. Шо-Пир русский, хотела бы я такого сына родить!

Гюльриз на минуту вышла за дверь, вернулась.

— Н рубаху, бери! — и бросила на кровать длинную холщовую рубаху. Одевайся, мыться идем, пока не проснулись они!

Успокоенная Ниссо покорно последовала за ней. Старуха провела ее через террасу, захватила кувшин с горячей водой, сошла к ручью, над которым висел на крепких тополевых бревнах угол террасы.

Скинув длинную, путавшуюся под ногами рубашку, Ниссо приготовилась мыться в ручье. Но старуха велела ей сидеть неподвижно, сама стала мыть ее горячей водой. Ниссо, покорившись, подставляла старухе и спину, и руки, и ноги. «Где это видано, — думала она, — чтоб горячую воду попусту лили? Азиз-хон был богатым, а никогда не тратил дрова, чтоб мыться горячей водой… Но это, правда, очень приятно».

Гюльриз ни о чем не спрашивала. Ниссо про себя рассуждала, что ничего, конечно, и не ответила бы старухе, но странно все-таки: почему она не пристает с вопросами?

Вымыв девушку, Гюльриз велела ей одеться.

— И теперь сама каждый день будешь мыться так. Будешь?

— Буду, нана, — тихо, даже улыбнувшись, произнесла Ниссо.

Гюльриз, подтянув на Ниссо спадавшую до земли рубаху, собрала ее в складки и обвязала вокруг талии шерстяным пояском.

— Потом подошью тебе подол, будет время. Пока так ходи… Идем со мной в дом, там сиди, никуда не беги. А я разбужу Шо-Пира, велел он разбудить, когда ты проснешься.

Ниссо поднялась на террасу, присела на ступеньке, стала заплетать мокрые волосы, — не в мелкие косички, как приказывал ей Азиз-хон, а в две большие косы, как привыкла с детства в родном Дуобе и как заплетены были волосы у старой Гюльриз.

«Русский! — думала Ниссо. — Никогда прежде я не видала русских. Богатый, наверно, такой дом у него — чистый, большой, дерева много: земля, и та из дерева… Русский!… Вот почему он такой большой, и, значит, у русских глаза голубые!… Сильный он… Что будет он делать со мной?»

И сразу насупилась, — беспокойство, враждебность вновь овладели ею. Решительно вскинула голову и взглянула в сад, откуда должен был показаться Шо-Пир: нет, никакими сладкими словами он не подкупит ее, она будет молчать, и пусть ей нельзя убежать сейчас — она убежит, все равно убежит потом…

И, приготовившись к борьбе, ожесточившись, Ниссо стала напряженно ждать появления «повелителя пиров». Само имя этого человека говорило ей, что он привык проявлять власть и могущество, что он станет приказывать ей, требовать покорности… Сколько было вчера около той башни людей — он всеми распоряжался… Но ничего, ничего, она станет колючей, как еж.

2

Он подошел к ней сбоку, большой и веселый, так неожиданно, что Ниссо вздрогнула и опустила глаза. В высоких сапогах, в туго затянутых ремнем галифе, в белой рубашке с раскрытым воротом, с мылом в руке и полотенцем через плечо, Шо-Пир появился из-за угла дома, — совсем не оттуда, куда смотрела Ниссо. Остановился перед смущенною девушкой, положил мыло и полотенце на перила террасы и с улыбкой сказал:

— Ну, здравствуй, красавица! Что же, ты и смотреть не хочешь? Чего стыдишься? Помылась, вижу, — на человека похожа стала. — И просто, протянув ей свою крупную руку, повторил: — Здравствуй! Зовут тебя как?

Голос Шо-Пира мягок, тон дружествен. Ниссо, чувствуя, что озлобленность ее улетучивается, но все еще упорствуя, сжала пальцы на коленях и еще ниже опустила голову, чтобы Шо-Пир не видел ее лица.

— Эх ты, дикарка! — усмехнулся Шо-Пир. — Ну, давай руку, в самом деле. У нас, русских, вот так здороваются, — и, сняв с колен руку Ниссо, вложил ее в свою большую ладонь.

Пальцы Ниссо оставались вялыми, и Шо-Пир со смехом добавил:

— Жми! Ну, жми сильней. Вот так здороваться надо. Ты же сильная девушка. По горам шла одна — смелой была, а меня боишься? Смотри на меня!

И, ласково положив ладонь на мокрые волосы девушки, Шо-Пир повернул к себе ее взволнованное лицо. Встретившись с его смешливым взглядом, Ниссо невольно, сама того не желая, улыбнулась.

— Вот так! Давно бы! Смотри, Бахтиор, говорил я тебе? Вот уже улыбается.

Ниссо обернулась. Бахтиор стоял на террасе. Он был без халата, в яхбарской жилетке, надетой прямо на загорелое, худощавое, но хорошо развитое тело. Его широченные мешковатые штаны из домотканого сукна были стянуты под жилеткой шерстяной веревкой, концы которой, распущенные в кисточки были красного цвета. Низкорослый и коренастый, он казался бы очень мужественным, если б в его быстрых черных глазах не сохранилось выражение пытливой наивности. Он смотрел на Ниссо так, будто впервые увидел ее, и, когда она обернулась к нему, сам первый смущенно потупил взгляд. Но тотчас простодушно сказал:

— Она думает, наверно, язык ее — ложка, не пролить бы ни капли!

— Ничего она не думает, — усмехнулся Шо-Пир. Просто не знает еще, что мы за люди такие. Пустяки! Скоро она перестанет бояться. Ну, коза, имя у тебя есть?