Избранное - [33]

— Шо-Пир, ты, наверное, голодный? — вдруг быстро спрашивает Карашир.

— А что, Карашир, у тебя есть для нас сыр и лепешки? — со спокойной иронией произносит Шо-Пир, добродушно взглянув на него.

— Наверно, у него под овчиной есть лишний кусок хорошего мяса! говорит Худодод, самый молодой из сидящих вокруг Шо-Пира ущельцев, и его тонкие губы сдерживают улыбку.

Все смеются. Обведенные темными кругами глаза Карашира, большие, коричневые вдруг вспыхивают горячею гордостью и эта неизвестно откуда возникшая гордость явно противоречит всему его внешнему облику — дикому и жалкому.

— У меня нет, а вот у него все для нас есть, раз он советская власть и позвал нас работать! Есть у тебя, Бахтиор, лепешки, и мясо, и сыр?

Бахтиор — председатель сиатангского сельсовета. Он невозмутимо развязывает шерстяной пояс, распахивает желтовато-белый чистый халат и, обнаружив перед всеми яхбарскую жилетку, надетую на голое тело, отвязывает от нее небольшой узелок.

— Есть! У Бахтиора все теперь есть! Мяса нет, лепешки нет, а вот это мы кушать будем!

И, вынув из узелка несколько шариков козьего сыра, перемешанного с подсушенными на солнце тутовыми ягодами, Бахтиор аккуратно раскладывает их на камне.

Руки работников тянутся к предложенной Бахтиором еде. Шо-Пир берет себе несколько ягод. Карашир, набив рот сухим кисловатым сыром, мечтательно произносит:

— Вот видишь, Шо-Пир, скоро весь урожай будет собран, а зерна будет мало, совсем мало, — голод будет зимой.

— Ну, брат, теперь не страшно: вот проведем канал, совсем другой урожай будет.

— Через год будет! А в этом году?

— В этом? Да, большой голод был бы зимой, если бы… Но вот Худододу спасибо скажите, что письмо в Волость отнес. Недолго ждать теперь. Придет караван, муку привезет и много другого. Ты, например, и не видел никогда того, что везет караван, никто в наших горах не видел еще таких товаров.

— Э, Шо-Пир! — с сомнением кряхтит Карашир. — Придет или не придет, мы не знаем: ни один караван от русских не приходил еще в наши горы, а пока голодные мы… Вот я правду тебе скажу: в старое время, когда Бобо-Калон был богатым, я у него работал; разве я всегда был голодным? Вот он сам голодный сейчас, видишь, сидит один, на большой огонь этот смотрит; видишь, как каменный, он сидит, а тогда я у него был голодным, только если он на меня сердился. Если добрым был, давал мне хоть что-нибудь. А теперь? Не бьешь меня, не плюешь в лицо, работаю у тебя, для советской власти работаю, все обещаешь ты, обещаешь, а пока ничего ты мне не даешь!

— Советская власть, Карашир, наша власть — и твоя и моя. Не для меня работаешь.

— Э-ио! Что говоришь? Хороший ты человек, глаза твои светлые, истину вижу в них, вот работаю для тебя, все мы работаем. А у тебя самого живот полный разве?… Наша власть? Хорошо. Пусть она наша власть, а что она нам дала?

— Погоди, хорошо поработаешь — даст! — веско молвит Шо-Пир, хмурится, смотрит на уже затихающее вокруг башни пламя.

— И еще скажу, — не унимаясь, продолжает Карашир. — Караван придет! Хорошо, Худодод принес нам ответ: идет. А как придет? На нашей тропе есть плохие места. Разве лошадь с вьюком пройдет?

— Когда мы узнаем, Карашир, что караван пришел в Волость, мы выйдем на тропу, исправим плохие места, поможем лошадям пройти к нам. Все понимают это, один ты не хочешь понять.

— Все я понимаю, — печально бормочет Карашир. — Время придет, караван придет, сделаем так… А сейчас, Шо-Пир, все-таки, может быть, у купца возьмем? Потом ему отдадим.

— Опять ты мне про купца! — теряя терпение. Повышает голос Шо-Пир. Мирзо-Хур мало обобрал вас? Половина селения в долгу у него. Ягоды соберут ему отдают, зерно соберут — ему отдают, шерсть — ему отдают! Этот купец Мирзо-Хур только и ждет, чтобы вы снова к нему пришли! Что, ты не знаешь сам этого Мирзо-Хура? Все под жернов кладут свои головы! Ну и иди, пусть в муку перемелет твой сухой череп!… Не хочу больше слышать о нем!

«Вот оно, беспокойство! — издали уловив обрывки разговора, размышляет Бобо-Калон. — Заразой пришло к моему всегда отличавшемуся от других народу. Как страшная болезнь, беспокойство это ходило по миру, человек заражался им от человека, племя от племени, народ от народа… И весь мир заболел и стал сумасшедшим. Весь он во власти дэвов, и от дэвов ему никуда не уйти… А моему народу, единственному до сих пор помогал покровитель, да будет благословенно имя его! Он поселил мой народ в Высоких Горах. Он защитил нас от всех льдами поднебесных высот, снегами, не тающими от солнца, скалами, которые человек не может пройти. Только узкие тропинки оставил нам покровитель, по которым мы одни умеем ходить. По этим тропинкам во все времена к нам приходили люди. Зачем приходили? Наверное, искать свое счастье! Но разве они у нас оставались? Нет. Они умирали или уходили назад. Они говорили нам: «Ваш воздух для нас лишком легок, мы им не можем дышать. Ваши ветры слишком холодны, лучи вашего солнца колют нас, как иглы… Мы не можем терпеть. Мы думали, у вас есть просторные земли, — у вас их нет. Мы думали найти у вас богатства, — вы нищи и голы. У вас есть только лед, снег, камни и дикие воды. И сами вы дикие, нам нечего делать у вас, вы несчастный, забытый богом народ!» Так говорили они и уходили и заразу беспокойства уносили с собой… Тысячу лет продолжалось так, и мы смеялись над ними… А вот теперь зараза беспокойства проникла в наших людей, и рушится все на свете, как рухнет сейчас моя башня…»