Избранное - [15]

— Чего лезешь, куда не просят? Нашел себе ровню, Хрикуна несчастный! — и побежала дальше по колени в цветах.

Опустив голову, Меки побрел назад к духану. Лицо его горело от стыда и от обиды. Сколько раз он видел в мечтах, что Талико идет по висячему мосту и под ней обламывается перекладина, а он, Меки, оказывается тут как тут! Сколько раз мечтал он, чтобы в доме Саганелидзе вспыхнул среди ночи пожар, а он, Меки, случайно оказался бы поблизости! Как он хотел, чтобы Талико, собирая каштаны в Лехемурском лесу, встретила волка, а он, Меки, подоспел бы к ней на помощь. Ему уже минуло шестнадцать, а эти детские мечты все не покидали его. Может быть, он и родился с ними, как рождаются с родимым пятном? Меки видел, что между ним, батраком, и дочкой Барнабы Саганелидзе — неодолимая стена. Он ощущал эту преграду и раньше, но тогда они оба были детьми — и стена не казалась такой высокой и несокрушимой. С тех пор многое переменилось. Талико больше не качалась на качелях и позабыла салки и кошки-мышки — она выросла, расцвела, играла теперь в салочки глазами да и то лишь с парнями из самых зажиточных семей. Меки частенько проходил мимо дома Саганелидзе, и всякий раз радостное и в то же время горькое чувство заставляло трепетно и часто колотиться его замирающее сердце. Ему казалось, что вот сейчас, в этот миг, широко распахнется калитка, из сада выпорхнет Талико и упадет в его объятия. Но из калитки с лаем выкатывалась ему под ноги только злая, черная, как уголь, собака Барнабы…

Был полдень. В воздухе стоял запах свежескошенной травы. Задорно, весело посвистывая, камнем упал в виноградник черный дрозд.

«Ну и голосит, разбойник!» — улыбнулся Меки, встряхивая на согнутой спине тяжелый мешок с зерном.

Кустарник начал редеть. В просветах между ветками уже виднелась галька речного берега, издали доносился шум мельницы. Меки прибавил шагу и вдруг услышал в кустах голос Хажомии.

— Ты меня плохо знаешь! — хвастливо говорил Хажомия подмастерью земоцихского цирюльника Вене, который стоял перед ним, выпучив глаза от восторга. Меки остановился, прислушался, потом медленно опустил мешок на землю.

В е н е: В самом деле поцелуешь?

Х а ж о м и я: А то постесняюсь! Для того я и выбрал эту маленькую роль, чтобы во втором действии влепить Талико поцелуй!

В е н е: Смотри! Узнает ее отец…

Х а ж о м и я: Ха! Испугался я этого кулака! Только ты не проговорись кому-нибудь, а то Талико откажется играть. На репетиции она и дотронуться до себя не позволила. Но уж в спектакле я ей покажу! Как откину назад ей голову да как прилипну к губам — не оторвусь, пока не станут красными, как земляника… Пусть потом попляшет! Маленькая у меня в этом спектакле роль, да золотая!

Парни разделись и нырнули в воду. А Меки все еще стоял — ошеломленный, не веря своим ушам. Наконец он сообразил, что надо сделать, рывком взвалил свою ношу на спину и быстро зашагал по тропинке. На мельнице Меки не стал дожидаться помола, скинул мешок и помчался к дому Барнабы Саганелидзе. «Этот нахал Хажомия хочет осрамить Талико. Нужно предупредить ее, чтобы она не играла в пьесе сегодня вечером. Нужно обязательно предупредить!» — подумал он и поспешил к знакомому двору. За изгородью шумели дети. Младшая дочка Барнабы — Кетино сидела на сливовом дереве, раскачивая ветви, и дразнила своих подружек:

— Кому слив? Кому слив?

— Мне! Мне! Мне! — визжали девчонки.

— Нате вам! Нате! — хохотала Кетино, кидая в них сливовыми косточками. — Ловите!

— Кетино! — позвал Меки. — Талико дома?

— Мама и Талико пошли на похороны, — нараспев протянула Кетино.

Меки обвел двор безнадежным взглядом и повернул обратно к мельнице.

ГЛАВА ПЯТАЯ

На мельнице ему пришлось подождать. Он прилег около воды в тени прибрежных ив. На другом берегу, разлегшись на гальке, голые пастушата варили кукурузу. Меки видел, как мальчишки таскали крупные сочные початки с поля Эремо, но он ни разу даже не прикрикнул на них: ему было сейчас не до того, чтобы стеречь хозяйское добро и гоняться за мальчишками. Бесстыдный, наглый смех Хажомии все еще стоял у Меки в ушах. Вдруг он увидел Дофину. Босая, худенькая девочка с бледным красивым лицом и длинными черными косами шла по узенькому мосту, подвешенному на канатах над рекой. Она путалась в материнском, по самые щиколотки, платье, которое болталось на ней, как поповская ряса. Канаты были плохо натянуты, мост ходил ходуном, а эта озорная девчонка то и дело приплясывала на нем вприсядку, чтобы раскачаться еще сильнее. «Она-то наверняка знает, у кого во дворе будет сегодня спектакль», — подумал Меки.

Пастушата бросили початки, повскакали с земли и окружили девочку.

— Чего вам нужно, негодники? — прикрикнула на них Дофина. Она лукаво улыбнулась своими ясными живыми глазами, словно только что придумала какую-то очень забавную шутку.

— Хочешь узнать новость? — выступил вперед младший сын Аслана Маргвеладзе — Бичи-Бичи и подмигнул товарищам, чтобы те не смеялись.

— Какую такую новость?

— Сначала покажи нам попа Тирипо!

— Нет, сначала скажи, какая новость?

— Новая бумага пришла: в комсомол будут принимать с тринадцати лет!