Избранное - [3]

. Хотя он ничего не успел написать за оставшиеся перед смертью часы. Это сделал за него соратник — Йожеф Лендел. Он подхватил выпавшую винтовку из рук друга, даже не на миг выпавшую, а на тысячную долю секунды — она не успела и земли коснуться. Йожеф Лендел знал мысли и чувства друга как свои собственные, или, может, лучше собственных. И потому его повествование — чистая, святая правда. «Документальная проза», — сказали бы сейчас про этот рассказ. Оптимистический реквием. — скажем мы.

По сути — та же нота, та же тема и все о том же, чем больна совесть, — о смысле человеческого существования в «Древе познания» да и во всем творчестве писателя.

Есть в книге и рассказ про то, как дорога строится… В дремучих дебрях. О том, как это делается, кто и чем занят и что из всего этого получается. С виду простая, незатейливая, но кинематографически четко раскадрованная динамичная вещь — будто смотришь «документалку» Дзиги Вертова. Ни одного лишнего кадра-слова. А как емко, насыщенно — о пафосе созидания, о том, ради чего мы живем. Светлой верой в завтрашний день пронизан этот рассказ.

И наконец, роман-эссе «Созидатели моста». Он венчает сборник. Это роман-хроника, роман-раздумье, роман-исповедь. У вас может возникнуть ощущение, что Лендел устал от бурь, океанских накатов и подземных толчков, что он заводит свой корабль в успокоительную гавань подернутого флёром века минувшего. Не в том дело. Он просто снова перешел на другой борт своего «парусника», откуда Цепной мост — как на ладони, он органично вписывается в общую панораму безбрежного простора, из которого по утрам встает солнце. Важно видеть картину в целом. Перспективу. Но и мост в этой картине — далеко не частичка мозаики. Чтобы убедиться в том, надо вместе с Ленделом спуститься вниз, пройтись по мосту — хотя бы раз — на другой берег Дуная. По дороге остановитесь у первой или второй его опоры (это безразлично), прикоснитесь ладонью к камню, приникните ухом к нему, как к морской раковине, — и вы услышите отдаленный шум прибоя прошлого века, приглушенные голоса тех, кто его возводил, не думая о нас с вами, но и ради нас, а не только ради себя и своих современников. Настоящий мастер делает свое дело на совесть, он верит, что его творение переживет его. И он, если это истинный мастер своего дела, на сей счет никогда не ошибается. Удивительный мост. Но мало ли прекрасных мостов на белом свете? И каждый хорош и полезен по-своему. Но у этого свой «секрет», разгаданный писателем: он не просто соединяет берега реки, он соединяет века, прошлое с настоящим, настоящее с будущим. Это — гимн творчеству. Только исполнен он просто, без шумовых эффектов. Вслушайтесь в мелодию, пробивающуюся сквозь легкую, полушутливую, порой наигранную и даже фривольную интонацию разговора о том о сем, пока вы прогуливаетесь с Ленделом по мосту. Но поднимитесь и вверх, на Крепостную гору. И моментально — другой ракурс, другое измерение, другой порядок вещей. И мост смотрится по-иному. Чувствуете?

Йожеф Лендел умел сильно любить и так же сильно ненавидеть. И все это — в его книгах, завещанных не только соотечественникам, но и нам с вами, всем людям. Он прожил долгую и стремительную, как вихрь, жизнь. Он познал счастье мечтать, бороться за мечту и увидеть ее осуществленной.

Одного он не успел сделать — рассказать в своей художественной прозе о сегодняшнем дне Венгрии так полно, как хотелось бы. Ему не хватило времени, он был в цейтноте. Перед последней станцией на дороге жизни. Но он о многом сказал в публицистике, которая у него такая же страстная и яркая, как все, что он делал. У него было врожденное чувство великой ответственности перед товарищами, перед партией, перед народом. Однажды он напишет:

«У меня, старика, уже седые волосы… Как много времени в нашем прошлом и как мало его остается в будущем — и уже хотя бы потому должны мы испытывать чувство долга перед этим будущим».

Это строки из его публичного отречения от ренегата: их свела революция девятнадцатого и развел год пятьдесят шестой. Они написаны и высказаны принародно, в грозный для родины час, когда контрреволюционная лавина едва не утопила венгерский народ в крови, — это было бы уже в третий раз за неполных сорок лет его истории.

Йожеф Лендел привык называть вещи своими именами. Добро — добром. Зло — злом. Сегодня, в час нависшей над всем человечеством смертельной опасности, уверенностью дышит слово писателя:

«С незапамятных времен до наших дней и, наверно, еще долго-долго символом и девизом мира будет голубь с оливковой ветвью в клюве… Вверху, в безоблачной полуденной выси, прямо над цыплятами, распластав крылья, кружил ястреб — устрашающе медленно, с рассчитанной точностью. Вот-вот он сложит крылья и тяжелым камнем обрушится на облюбованную добычу. Но между ним и добычей — голуби, их огромное скопище сбивает прицел его зорких глаз. Ястреб еще какое-то время кружил над цыплятами, потом притворно ленивыми взмахами поплыл вдаль, превратился в крохотную точку и исчез.

Вот и все. И такими иногда бывают голуби. Я оставляю при себе возвышенные сравнения, дабы не взлетели они выше голубей облаками высокопарных слов».