Избранное - [162]

«Прочесывают подходы к станции», — Николаю стало страшно: могло ведь юнкеру прийти в голову начать проверку местности по ту сторону пути, где в кустах прячутся Ленин и сопровождающие.

Через окно Николай увидел: в комнате дежурного полно солдат. Столько их пригнали на маленькую станцию — видимо, плотно перекрыта дорога в Финляндию. Пораздумав, он обрадовался: это даже к лучшему, — менее строгий досмотр за поездом в Петроград.

Вот-вот должен подойти из Белоострова поезд. Что-то нужно придумать, чтобы Владимир Ильич мог незаметно проскользнуть в вагон. Самое простое — привязаться к юнкеру, фанаберии у них — хоть отбавляй, возникнет скандал, это отвлечет внимание патрульных от прибывающего поезда.

Николай поднялся на крыльцо, никто его не остановил. Вот незадача! Помешкав, он приоткрыл дверь в комнату дежурного.

— Подглядываешь? — Кто-то грубо дернул его за плечо.

Сзади стоял тот самый щеголеватый юнкер. Николай этому был рад — значит, вернулся патруль.

— Пересолился за ужином, пришел напиться, а в баке ни капли, — сказал Николай и насмешливо спросил: — Простому смертному и воды нельзя выпить?

— Напьешься, захмелеешь от шомполов.

— Эх ты, без пяти минут офицеришка!

Юнкер втолкнул Николая в дежурную комнату.

— Сейчас иначе запоешь.

— Да ну! — Николай выскочил из дежурки. Он твердо рассчитал, что за ним увяжется юнкер.

— Хам, прикусишь язык, — крикнул юнкер и догнал Емельянова на платформе, как раз против крыльца.

— Здесь не казарма, — вызывал на скандал юнкера Николай.

— Совсем распоясалась мастеровщина. — Юнкер, со злостью повернув Николая за плечи, истерически крикнул ему в лицо: — Ты кто такой? Большевик?

— Человек, — ответил Николай. Юнкер уловил в его голосе насмешку.

— Документы! — Юнкер не говорил, рычал. — С Выборгской стороны?

— Вида на жительство не ношу, работа грязная, запачкаю. — Николай нарочно говорил громко и медленно.

Собралось вокруг них человек восемь. Были здесь солдаты из патруля, гимназисты, потасканная женщина в военной гимнастерке.

— Стучу не в Петрограде, ближе, на Сестрорецком оружейном, — продолжал Николай, едва скрывая радость: затевается скандал, юнкер уже в амбиции.

— Врешь, по морде вижу — не сестрорецкий, — заорал юнкер. — Кто там начальник?

— Живем сейчас при временном начальнике, а был генерал Гибер.

— Помощник.

— Смотря какой. По технической части генерал-майор Дмитревский, — отчеканил Николай.

— Доктор?

— Гречин пишется, а прозвище — Греч, подлее скотины не сыскать на белом свете, — сказал Николай.

— Как ты смеешь, это мой дядя. — Юнкер затопал ногами. — Можешь не скрывать, кто ты! По роже вижу — большевик!

— Нет, православный. — Николай прикинулся недалеким мастеровым.

— Спрашиваю про партию.

— Что ж, можно потолковать и про партию, много их поразвелось, а стоящая одна — демократическая, к рабочим она близка. В мастерской у нас говорят, что большевики — люди хорошие.

— Вот кто ты. — Юнкер замахнулся, а ударить не посмел: остановили глаза Николая, умные, злые.

— Большевиков расстреливаем на месте, — угрожающе крикнул юнкер.

— Без суда, свобода вам, юнкерам, такая вышла? — спросил Николай. — Керенский стрелять приказал? Есть на то мандат?

Юнкер хоть и хорохорился, а соображал: мастеровой не из серой скотины, такого не запугаешь, по морде надаешь — забастовкой как бы не аукнулось. От дяди он слышал, что на оружейном теперь каждый второй — большевик, а не то — сочувствующий.

Николай же больше всего сейчас боялся, что юнкер прикажет солдатам увести его в дежурную комнату. Он решил сопротивляться, драку затеять.

Приближался из Белоострова поезд, паровоз высветлил макушки деревьев. Показался франтоватый дежурный на крыльце.

— И кадетов с октябристами, господин хороший, приказано стрелять? — спросил нагловато Николай.

Патрули — солдаты и старший их — не спешили к поезду, с интересом наблюдали за возникшим скандалом и гимназисты.

— Арестую! — Юнкер побагровел.

— А бумагу на то имеешь? — спросил Николай, думая об одном — скорей бы отошел поезд. — Это при царе городовые хватали, не то времечко. Свобода всем в России дана!

На станции ударили в колокол. В окне дежурной комнаты замелькали вагоны. Бросив взгляд на безлюдный конец платформы, Николай первый раз за долгий вечер улыбнулся — Ленин и сопровождающие уехали.

— Отправить арестованного к военному коменданту в Белоостров, — приказал солдатам одуревший юнкер.

Подошел поезд из Петрограда. По знаку юнкера солдаты схватили Николая, завели руки назад, втолкнули в пустой вагон сонного поезда.

— В военно-полевой суд дорога прямая, — с усмешкой крикнул юнкер. Записав номер вагона, он кинулся в дежурную комнату.

«Осел», — обругал юнкера Николай и подошел к двери, дернул, налег — не поддается. Кинулся в другой тамбур, тоже заперто. Через несколько минут Белоостров. На ходу выброситься из окна — калекой бы не остаться. Оставалась надежда: второй час ночи, комендант в Белоострове дрыхнет, юнкер не успеет созвониться, а патруль досмотра он обманет, «наугощался»…

В Белоострове вагон открыл старший унтер-офицер Смирнов, давний знакомый Емельяновых.

— Вот те на, в государственные преступники угодил, — сказал он, направляя на Николая свет электрического фонаря. — Чего не поделил с молокососом?