Избранное - [277]

Он думал, тем дело и кончится.

Но это было лишь началом. Самое тяжелое ожидало его впереди. Ему пришлось вытерпеть всю благодарность, что обрушилась на его голову. В замке ему готовили славную встречу, посад выказывал ему свою неуемную благосклонность. Иржик назван был достойнейшим сыном края сазавского, кузнец важничал, что породил такого замечательного отпрыска, и за три дня не подковал ни одного коня, а только пил, мельник торжественно пустил в ход скрипучие колеса, портные с утра до вечера распевали о юном герое. Владетель Ондржей пригласил Иржика к себе, подарил ему серебряную цепь, белоснежную сукницу и алый кафтан да шапку с длинным петушиным пером и опоясал Иржика новым мечом, сопроводив эту церемонию длинной речью. Потом Ондржей объявил Иржику, что с нынешнего дня ему разрешается жить в замке, как самому любезному его сердцу слуге, а отводится ему прямоугольный покой под самой башней, откуда видны берега серебряной Сазавы, вьющейся среди темно-зеленых лесов, и волны холмов, тянущиеся до самой голубой дали.

Потом был славный пир из двенадцати блюд, с медовухой, пивом и итальянским вином. Иржика посадили между Ондржеем и святым отцом Прокопом, прибывшим сюда на коне из своего сурового монастыря с золотыми башнями. Напротив Иржика сидела прелестная Блаженка, исполненная девичьей гордости. Такая гордость не относится к семи смертным грехам. Пировали долго, и всем было весело. Один Иржик мало ел и пил. Пан Ондржей спросил его о причине молчаливости, — тот ответил, что и сам не поймет, только вот немного покалывает в груди.

— Это от еды, — пояснил старый рыцарь Влк из Кацова. — Желудок растягивается и давит на внутренности. — И он отхлебнул большой глоток вина.

Иржик не ответил.

В полночь владетель замка произнес — наполовину по-чешски, наполовину по-латыни — хвалебную речь Иржику. Отец Прокоп хмурился, ибо латынь не почитал. Но он не смог удержаться от смеха, когда пан Ондржей предложил: пускай-де Иржик что-нибудь пожелает, и бог по просьбе сегодняшнего гостя, святого отца Прокопа, это желание безусловно исполнит. Святой Прокоп не настроен был творить чудеса, но, вспомнив дьявола, от которого и сам так долго страдал и с которым здесь, под Мечиком, Иржик столь мужественно расправился, решил похлопотать за героя перед господом богом.

Иржик недолго раздумывал. Оглядев пиршественный стол, он остановил взгляд на Блаженке и громко произнес:

— Хочу, чтобы меня любили все женщины!

Отец Прокоп покачал головой:

— Я помолюсь, чтобы в награду за истребление дьявольского семени господь исполнил твое желание. Но у каждой свечи своя тень. Ты же хочешь света без тьмы. Пусть исполнится твое желание. С сегодняшнего дня пускай тебя любят все женщины. Все, кроме одной…

Иржик презрительно скривил губы и обвел взглядом залу. Блаженка сидела потупив очи. Остальные женщины с нетерпением ждали, что же теперь будет.

Святой отец встал, осенил себя православным крестом и прочитал тихую молитву. Потом, коснувшись лба Иржика, повторил немного громче:

— Все, кроме одной…

А Иржик и не покраснел. Это был прирожденный герой. Не удивительно, что пан Ондржей взял его к себе на службу. Иржик только выпил немного вина. Тут музыканты загудели, задудели, кое у кого ноги сами пустились в пляс, и началось такое веселье, что достойный священник удалился, только запах ладана оставил за собой.

А Иржику уже признавалась в любви первая женщина. То была жена рыцаря Влка из Кацова, женщина в летах, мать восьмерых сыновей, старший из которых воевал в дружине князя Бржетислава в дремучих чешских лесах, где навсегда сгинул под тысячелетними папоротниками.

Эта дама упала перед Иржиком на колени и, простирая к нему руки, сказала, что он похож на святой образок и ей хочется поцеловать этот образок, чтобы получить отпущение грехов. Иржик галантно поднял женщину и пошел с ней танцевать. Смешно было смотреть, как кружилась в танце супруга рыцаря Влка, как блестели ее глаза, как подбирала она юбки и склоняла свою завитую голову то к одному, то к другому плечу. Пан Влк вытащил жену из круга, а так как он был слегка навеселе, то и приказал ей громогласно отправляться к повозкам, пока не вывихнула себе бока.

Вокруг Иржика закружился хоровод прочих женщин. Молодые и старые чарующе улыбались Иржику, во время танца многозначительно пожимали руку и обольстительно приоткрывали рот, желая показать хорошенькие зубки и форму губ, похожих на половинки свежего плода. Но Иржик не прельстился ни тем, ни другим. Он искал взглядом Блаженку, но ее уже не было в зале.

Смеркалось, когда закончился пир и танцы вокруг золотовласого героя. Меж тем сам он был грустен. Едва догорели факелы, он отправился в свой покой под башней — и нашел свое ложе устланным цветами. Только он собрался лечь, как дверь открылась и в комнату заглянула Анделка, жена конюшего. Она спросила, был ли он счастлив нынче вечером. Зевнув, Иржик ответил:

— Был.

Анделка ушла, но явилась Итка, дочь ключника. Боже, до чего эта девица была безобразна! Но теперь она так и сияла и томным взглядом ласкала Иржика, который готовился ко сну.

— Ах, позвольте поправить вам подушечку!..