Так он сочетает всеядность со съедобностью. Но называют его все-таки Съедобный Морской Еж. Не Всеядный, а Съедобный Морской Еж. Потому что ценят его не за всеядность, а за съедобность.
Если бы молодость видела… Но она не видит, у нее для этого не хватает глаз.
С годами панцирные моллюски смотрят на мир все новыми и новыми глазами, пока их, глаз этих, не наберется до десяти тысяч штук.
Десять тысяч глаз вроде бы многовато, но ведь столько приходится повидать, пока состаришься… Может быть, оттого и старишься, что много приходится повидать, что с каждым годом смотришь на мир все новыми и новыми глазами…
Карась, которого некоторые считают идеалистом, на самом деле далеко не идеалист. Он понимает, что щука — это щука, но что же прикажете — помирать? Конечно, лучше, чтобы без щук, чтоб во всей реке не было ни одной щуки. Но ведь могли бы быть одни щуки, и что тогда?
Допустим, все рыбы были бы щуками. И пескарь был бы щукой, и окунь, и плотва… Куда бы тогда Карасю податься?
Да и не в одних щуках дело. Бывает, как занесет в какой-нибудь горячий источник, где температура почти пятьдесят градусов, кто такое выдержит? Конечно, выдержать невозможно, но что же прикажете — помирать?
Карась не собирается помирать. Он понимает, что горячая вода все же лучше, чем совсем без воды, и грязная вода лучше, чем совсем без воды, и много щук лучше, чем одни только щуки.
Нет, Карась не идеалист, просто он умеет сравнивать. И хотя его считают самой живучей рыбой, никакой он не живучий, далеко не живучий. Просто он не собирается помирать.
В пустыне горы воздвигаются на века, а осыпаются от легкого дуновения ветра. И миражи в пустыне разливаются реками и зеленеют садами…
Когда живешь в пустыне, где всюду обман, очень важно уметь произвести впечатление. Если умеешь, тогда даже трусость может сойти за героизм.
Поглядите-ка на змею Эфу.
Вот она бросается на противника. Она вся устремлена к нему, и волны ее катятся на него — угрожающе, устрашающе волны Эфы катятся на врага…
Но сама она движется в обратную сторону.
— Вперед!
Это значит: назад!
— На врага!
Это значит: спасайся, кто может!
Отличная тактика. Можно всю жизнь отступать, но при этом важно, чтоб отступление выглядело как наступление.
Звери тоже улыбаются, хотя чувства юмора они лишены. Почему же они улыбаются?
Звери улыбаются, чтобы показать противнику зубы. Волк улыбается, чтобы показать зубы, и кролик улыбается, чтобы показать зубы.
У волка зубы большие, ему есть что показать, но не станет же волк показывать зубы кролику! Поэтому волк улыбается редко, и только тем, у кого зубы не меньше, чем у него.
А у кролика зубы маленькие, и ему приходится чуть ли не каждому улыбаться.
Среди первых млекопитающих, населявших землю в древние времена, была и маленькая, совсем маленькая Землеройка. Она вступила на землю в отряде насекомоядных, и это ее передовой отряд завоевал землю для всего класса млекопитающих.
С тех пор прошло много лет. Отряд насекомоядных рассеялся по всему свету. Многих из них не узнать: одни вышли в лошади, другие в олени, третьи даже во львы. Мало осталось на земле насекомоядных, да и те никуда не вышли. Потому что слишком памятны им те времена, когда они, насекомоядные, впервые шли по земле в своем передовом отряде…
Где-то они сейчас, верные друзья? Еж, говорят, отпустил колючки. Землеройка помнит его без колючек — ну, конечно, он был тогда еще совсем молодой… А Крот бродит, говорят, под землей, тоже роет землю, как и она, Землеройка. Ослеп, говорят, совсем, — наверно, от старости.
Да, непросто это теперь — быть насекомоядным… Была бы Землеройка другой, она бы тоже выросла, как другие. Стала бы медведем или даже слоном. Но она не может забыть, как они тогда шли по земле, не может изменить своему отряду. Все-таки замечательный это был отряд!
Зима… Спят спокойно медведи и все, кто может спокойно спать. Все, кто может спокойно спать, погружаются в долгую зимнюю спячку. Землеройка не впадает в спячку — слишком многое не дает ей уснуть.
И она роется в земле, маленькая, по-прежнему маленькая Землеройка, мечтая где-нибудь повстречаться с Кротом и повспоминать с ним, как шли они тогда по земле — не под землей, а именно по земле! — и рассказать ему о Еже, который, говорят, отпустил колючки…
У мексиканской пещерной рыбки совершенно исчезли глаза, и теперь она не видит опасности. Когда-то у нее были глаза, неплохие глаза, но они видели только одни опасности, то есть то, что меньше всего хочется видеть. И пещерная рыбка забилась в свою пещеру и навсегда погрузилась в темноту.
Некоторые боятся темноты: конечно, бывает в ней страшновато. Но по крайней мере хоть не видишь опасности — вот чем хороша темнота!
Кеклик не любит витать, как другие птицы. Сколько ни витай в облаках, а кормиться вернешься на землю. И пока ты там витаешь, на земле все лучшее скормят другим.
Поэтому Кеклик старается не покидать землю. Но, как всякой птице, ему нужна высота. А что такое соединение земли с высотой?
Это горы. Кеклику горы заменяют небо. С камешка на камешек, с уступа на уступ…
