Избранное - [43]
Помолчали минуты три.
Акош приподнялся, сел в постели.
— Слушай, — сказал он со значением, — опять я видел его.
Жена сразу поняла, о ком речь.
— Да?
— В кофейной «Барош» сидел. Поклонился мне.
— А ты?
— Я тоже. Чтобы не подумал чего. Сидел себе, выпивал.
— Вот, уже и пьет, — неодобрительно поджала губы г-жа Вайкаи.
— Я давно говорил: добром он не кончит. И выглядит скверно. Долго не протянет.
Бледность, худоба, загадочный недуг Гезы — все это с давних пор было постоянным предметом их бесед, и каждый раз они пророчили ему близкую смерть: то в марте, то в октябре. Но скромный железнодорожный чиновник жил себе да поживал со своими неотесанными друзьями, сезонным насморком и вечным недомоганьем.
— Бог накажет, — подумав, добавил Акош и улегся.
Но опять привстал. Жестокая изжога мучила его, подступая к самому горлу.
— Грешников жарят в животе, — пошутил он и, достав соду, стал неловко глотать ее, обсыпая рубашку, подбородок, жуя почернелыми зубами белый порошок.
Ночник не стали зажигать. И так уже было видно. На стене проступили белесые полоски от опущенных жалюзи, а с улицы доносился грохот тянувшихся на рынок крестьянских телег.
Светало.
Глава одиннадцатая,
в которой речь пойдет о позднем вставании, о дожде и вновь появятся барсы
Тем, кто спят днем, а бодрствуют ночью, — праздным гулякам веселых столиц — не в диковинку, открыв глаза, опять очутиться в темноте, во мраке, с которым они расстались накануне.
Это их черное утро. Но их оно не пугает. Потянувшись и включив лампу онемелой от сна рукой, спешат они в свои ванные комнаты, умываются, бреются перед зеркальными шкафами и бодро выходят на неосвещенные улицы. Там все уже устали от дневной беготни, измотаны говорильней, грызней, едой. За плечами уже столько часов, и завтрак, и обед, а впереди — лишь ужин да постель. Ноги отяжелели, голоса потускнели: явное разочарование сквозит — и в доживаемом дне, и вообще во всем. Извозчичья кляча еле плетется, а утром еще резво бегала. Грустной истомой веет в воздухе. Но наших кутил это не смущает. Им, наоборот, дышится только привольней, только уверенней. Пружинистой походкой обгоняют они своих апатичных ближних, отстающих в неравной борьбе, во весь рот улыбаются электрическому свету, вспоминая солнечный, к которому поворотились спиной, радуются жизни — и с легкой душой и беззаботным, почти коварным торжеством вступают в мраморные вестибюли ярко сияющих увеселительных заведений, куда влечет их страсть или профессия, продолжая там свое прерванное вчера.
Но кто привык — где-нибудь в провинции — жить иначе и просыпаться только по утрам, тому позднее пробуждение несет одну тоску, одну тревогу и муку.
Тот, глянув на темное окно, решит, что еще не рассвело, и будет силиться опять уснуть — снова залечь в ночь, которая всегда была ему постелью.
Тело за день не отдохнет. И в памяти опять завертятся карты, бокалы, слова — встанут все необычные происшествия прошлой бессонной ночи, которая повернула его жизнь куда-то совсем в иную сторону. Но некогда и подумать куда, в какую: пора подыматься. Совесть мучает за потерянное зря время; пришпоривает сознание, что надо его наверстывать, браться опять за дела, возвращаться в прежнюю колею. С ощущением дурноты вскочишь, не узнавая ни комнат, ни привычных вещей, ни улицы. Все будто застлано тонкой копотью. Дневной свет самым естественным образом угас, пока ты спал; утро и полдень отгорели без твоего ведома, оставив, к вящему твоему смятению, одну золу, мертвую гарь. Все перепуталось, не разберешь, то ли сыт, то ли голоден, тепло или холодно. Так и слоняешься, пока не найдешь наконец себе место во времени и пространстве. Но тут навалится похмелье со своей головной болью.
Немногим лучше себя чувствовала и г-жа Вайкаи, которая открыла глаза часов около пяти пополудни. Она пробудилась первой. Муж еще спал.
С всяческими предосторожностями выбралась она из постели, надела бумазейное платье и, повязав косынку, принялась за уборку. С трудом волоча ноги, точно какая-нибудь пожилая служанка, перебиралась она из комнаты в комнату с совком и веником в руках.
Обе зажженные вчера лампы еще горели на рояле. Так и продежурили всю ночь и целый день. Она пожурила себя за это нелепое транжирство.
Дел нашлось много. Стулья несколько раз за эту неделю переставлялись по всей квартире. Надо было разобраться и каждый водворить на место, где он стоял десятилетиями. Долго искала она ту связанную Жаворонком салфеточку, под которой обнаружился ключик от чулана. Постелив ее на мраморный подзеркальник и прижав двумя альбомами с фотографиями, г-жа Вайкаи осмотрелась, не оставила ли чего-нибудь еще, выдающего их. Пожалуй, только на рояле прибрать, ноты снять, запереть. Ключ от рояля она отнесла в спальню и отдала мужу, который уже проснулся.
В спальне на коленях пришлось мыть, оттирать грязный, заплеванный, засыпанный пеплом пол, собирать валявшиеся повсюду монеты и ассигнации. Стук и шум от уборки подняли Акоша с постели. Он быстро оделся. Разговаривали на темы нейтральные.
— Сколько времени?
— Полседьмого.
Увидев в зеркале свой хранивший следы соды подбородок, Акош отвел взгляд. Вся вчерашняя сцена показалась ему ребяческой, недостойной, и он избегал о ней упоминать. Жена тоже.
"Библиотека мировой литературы" предлагает читателям прозу признанного классика литературы XX века Акутагавы Рюноскэ (1892 - 1927). Акутагава по праву считается лучшим японским новеллистом. Его рассказы и повести глубоко философичны и психологичны вне зависимости от того, саркастичен ли их тон или возвышенно серьезен.
"Библиотека мировой литературы" предлагает читателям прозу признанного классика литературы XX века Акутагавы Рюноскэ (1892 - 1927). Акутагава по праву считается лучшим японским новеллистом. Его рассказы и повести глубоко философичны и психологичны вне зависимости от того, саркастичен ли их тон или возвышенно серьезен.
"Библиотека мировой литературы" предлагает читателям прозу признанного классика литературы XX века Акутагавы Рюноскэ (1892 - 1927). Акутагава по праву считается лучшим японским новеллистом. Его рассказы и повести глубоко философичны и психологичны вне зависимости от того, саркастичен ли их тон или возвышенно серьезен.
Камило Хосе Села – один из самых знаменитых писателей современной Испании (род. в 1916 г.). Автор многочисленных романов («Семья Паскуаля Дуарте», «Улей», «Сан-Камило, 1936», «Мазурка для двух покойников», «Христос против Аризоны» и др.), рассказов (популярные сборники: «Облака, что проплывают», «Галисиец и его квадрилья», «Новый раек дона Кристобито»), социально-бытовых зарисовок, эссе, стихов и даже словарных трудов; лауреат Нобелевской премии (1989 г.).Писатель обладает уникальным, своеобразным стилем, получившим название «estilo celiano».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник произведений выдающегося аргентинца Хорхе Луиса Борхеса включены избранные рассказы, стихотворения и эссе из различных книг, вышедших в свет на протяжении долгой жизни писателя.