Избранное. Компиляция. Книги 1-8 - [1052]

Все складывалось так, что Лукаш и по своему служебному долгу, и как коммунист, и как человек, и, наконец, как отец Божены был кровно заинтересован в поимке Нерича.

Никаких улик против Нерича, кроме того, что он в довоенной Чехословакии состоял на нелегальной разведывательной работе, пока не было. Но сердце старого Ярослава подсказывало ему, что он столкнулся с опытным, прошедшим большую выучку и имеющим большую практику врагом.

Ярослав остро и болезненно переживал происшедшее. Оно давило на него двойным прессом. С одной стороны, Ярослав не мог простить себе, как он, работник Корпуса национальной безопасности, человек, обязанный служить примером политической бдительности, — как мог он оказаться таким слепцом и не разглядеть в Нериче чужака? Этому ли учила его партия и опыт жестокой борьбы в подполье? Как мог он, старый коммунист, оставаться равнодушным — или почти равнодушным — к связи его родной дочери с Неричем?

С другой стороны, Лукаш мучился, видя, что жизнь Божены изломана. Она не меньше, если не сильней, чем он, переживала трагедию их семьи.

— Изловить негодяя! Изловить во что бы то ни стало! — повторял Лукаш.

Глава двадцать седьмая

1

— Вы помните, как складывались наши отношения в годы протектората? — спросил Антонин.

Гоуска кивнул головой.

— Благодаря тому, что о вашей принадлежности к гестапо знали лишь мы двое, вы уцелели. Только поэтому уцелел и я.

Гоуска опять кивнул в знак своего полного согласия.

Они встретились поздней ночью в пражском особняке Гоуски. На круглом столике у стены стояли чашки с недопитым черным кофе.

Гоуска высасывал сок из тонко нарезанных ломтиков лимона.

Слива медленно расхаживал по кабинету из конца в конец.

Ворсистый ковер заглушал шум его шагов.

— Я сказал вам, что готов принять участие в общем деле, — продолжал Слива, остановившись против Гоуски. — Но я хочу сначала уточнить наши взаимоотношения. — Следуя примеру хозяина, он взял в рот ломтик лимона и вытер руку салфеткой. — Кажется, я имею право оговорить свои условия?

— Что вы, что вы!.. Об этом не может быть и речи, — ответил Гоуска, выплевывая зернышки.

Слива не торопился. Памятуя указания Ярослава, он действовал рассудительно, спокойно, взвешивая каждое свое слово. Он хотел, чтобы Гоуска хорошо его понял, и старался говорить коротко и ясно.

— Во-первых, я знаю только вас. Пока. А дальше будет видно. Поэтому, ради бога, не сводите меня ни с кем без особой на то надобности. Согласны?

— Безусловно.

— Во-вторых. Как в свое время вы меня, так теперь я вас буду информировать устно и ни в каком случае не письменно. Представьте себе на минуту, что та устная информация о Владимире Крайне, которую вы в свое время дали гестапо, была бы закреплена вами в письменной форме. А? Допустим на минуту, что такой изобличающий документ дожил бы до наших дней? Ведь он послужил бы основанием для ареста не только Крайны, но, пожалуй…

Гоуска промычал что-то нечленораздельное. Он не любил, когда затевали разговор о его былых подвигах, и поэтому поспешил перебить Сливу:

— Согласен с вами полностью. Информируйте меня устно.

— Отлично. И последнее условие. Я буду выполнять только те ваши поручения, которые мне по силам и не смогут поставить под угрозу провала. В этом, я думаю, вы заинтересованы не меньше, чем я. Мой провал — это ваш провал. И наоборот.

— Договорились! — Довольный тем, что все решилось так быстро, Гоуска приподнялся. — Вашу руку. А теперь вот что скажите, — он пытливо посмотрел на Сливу и подмигнул глазом. — В каком положении сейчас расследование гибели врача Нерича? Ну, вы знаете… об этом сообщалось в газетах в прошлом месяце.

— По-моему, расследование зашло в тупик. Во всяком случае, насколько мне известно, до сих пор не удалось установить, сам ли Нерич покончил с собой или его столкнули под поезд. А почему это вас интересует?

Гоуска подошел к Сливе и сказал доверительно:

— Я буду откровенен. Наши общие друзья заинтересованы в том, чтобы расследование никогда не вышло из тупика. — Он рассмеялся и добавил: — Из безнадежного тупика.

— Так оно, видно, и будет, — успокоил Слива. — Все перспективы утеряны, если они вообще были. Да и сам Нерич не стоит того, чтобы его гибелью так долго занимались.

— Вы думаете?

— Конечно. А теперь разрешите мне задать вам один законный вопрос.

Гоуска выразил живейшую готовность слушать.

— Пожалуйста.

— Вы уже не раз в беседах со мной употребляли слово «друзья». Я прошу расшифровать: кого вы имеете в виду? Учтите, что меня интересуют не фамилии. Я хочу знать: американцы они, англичане или французы?

Гоуска тихо рассмеялся.

— Я сейчас объясню, для какой цели мне это нужно, — проговорил Слива.

Через его руки, сказал он, в Корпус национальной безопасности попал документ. Он компрометирует одну американскую чету, проживающую в Праге. Если информация об этом документе попадет в руки англичан или французов, то они, вне всяких сомнений, используют ее в своих интересах и доставят большие неприятности американцам. Слива в этом не заинтересован. У него есть на этот счет свои соображения. Если угодно, он их изложит.

— Друзья — это американцы! — выпалил Гоуска. — Кроме них, я никого не признаю и вам то же советую. А что это за документ? Сказать по правде, вы меня заинтриговали.