Бомба попала не в «Мануэлу», а в «Фульду», принадлежавшую фру Шиббю. Пламя и дым бушевали на большом, выкрашенном в серый цвет судне. Бомба попала в носовую часть. Моряки и рабочие отводили соседние суда от причала, чтобы огонь не распространился на них. Подкатила пожарная машина. На борту горящего судна бегали несколько человек, закутанных в мокрые мешки, — они пытались вынести на сушу ценные вещи.
Повреждена была не только «Фульда», но и близстоящие суда, а в домах у причала вылетели все стекла в окнах. Старая фру Шиббю стояла в своей полной дыма конторе и смотрела в разбитое окно. Одна щека ее кровоточила. На полу лежал большой острый кусок черного от копоти металла, влетевший в комнату через окно. Фру была в большом возбуждении, на ее прыщавом лице блуждало некое подобие улыбки, могло показаться, что ей очень весело. Иногда из окна слышались ее резкие крики или огорченный вой:
— Ах, эти псы! Псы, говорю я! Нажимайте, люди! Такое прекрасное судно погибает ни за что ни про что! Помните, что дело идет о хлебе насущном для нас всех! Что мы будем делать без судна? Но слишком поздно! Нам не справиться с огнем, судно тонет, это даже слепому ясно! Мы получим страховку, но на черта она нам? От страховки не разжиреешь! Где раздобыть новое судно в эти проклятые времена? Работайте же, псы! Нет, слишком поздно! Битва проиграна!
Фру Шиббю разрыдалась. Она повернулась к управляющему Людерсену. Он сидел на своем обычном месте, бледный, словно мертвец, и дрожал всем телом, как собака, выбравшаяся из воды.
— Людерсен! Вы видели кусок металла? Как гром среди ясного неба! Посмотрите, вот он лежит. Он влетел в окно и попал мне в лицо! Меня хотели убить! Вы понимаете?
В порыве чувств она обеими руками обхватила маленького управляющего за плечи и основательно встряхнула.
— Убить, понимаете… убить! Я лежала бы здесь на полу мертвая! Вот чего хотели эти мошенники! Но господь оказался сильнее их!..
Фру Шиббю открывает стенной шкаф, вынимает бутылку коньяка и разливает содержимое в два пивных бокала.
— Выпейте, Людерсен, — это хорошее лекарство!
Управляющий судорожно хватает свой бокал и выпивает залпом. Фру снова поворачивается к окну.
— Судно мы потеряли, — говорит она. И ее красное лицо подергивается от боли. В это мгновение она кажется почти красивой. Но черты ее лица снова грубеют, она торжествующе восклицает: — Клыкам смерти не удалось впиться мне в шею!
— Да, — подтверждает управляющий с отсутствующей улыбкой.
— Но, черт подери, куда девался мой сын Пьёлле? — вдруг кричит фру. — Небось сидит в погребе и дрожит как собака? Однако вы, Людерсен, были на своем посту, этого я не забуду!
Фру искоса смотрит на управляющего и с силой толкает его в бок:
— А не пострадали ли люди, Людерсен? Нет ли убитых? Пойдемте туда, узнаем.
Управляющий раскраснелся, глаза у него затуманены.
— У фру кровь на щеке, — говорит он. — Не лучше ли позвать доктора?
— К дьяволу доктора, — отвечает фру Шиббю. — Где мой картуз? Впрочем, можно обойтись и без него.
Управляющий вдруг глупо улыбается, обнажая выдающиеся вперед зубы. Кажется, что он пытается засунуть в рот свой свисающие усы. Фру разражается громким долгим хохотом, который постепенно переходит в горькое грозное рыданье:
— Ах! Ах! «Фульда» — такое хорошее судно! Оно приносило много, денег. Каждый раз приносило счастье и благословение… радость большим и малым. Кормило много ртов. Ах! Ах!..
Лива долго стояла на причале, глядя, как горит и тонет судно. Но пора все-таки на работу. Она оторвалась от зрелища и стала пробиваться через толпу.
На оппермановском складе — ни одной живой души. Дверь в контору приоткрыта. Лива заглянула туда и увидела Оппермана за письменным столом, занятого подшиванием бумаг в папку. Случившееся явно его никак не задело. Как спокойно он к этому отнесся… уже весь ушел в дела, даже напевает и выглядит очень довольным! Сама она все еще дрожала и ощущала слабость во всем теле.
Отходя от двери, она задела груду обувных коробок, стоявших одна на другой, они с грохотом попадали на пол. Она принялась лихорадочно собирать их. Опперман по-прежнему сидел у себя в кабинете, странно, ведь он же не мог не слышать шума. И только когда она почти все собрала, он появился в двери. Лицо у него было красное. Он, улыбаясь, поманил Ливу:
— Ты здесь? Пойти сюда!..
Удивленная Лива поднялась и вошла в кабинет. Опперман взял ее за руку и кивком предложил сесть на диван. Только теперь Лива поняла, что Опперман пьян. Галстук у него сбился набок, рот перекосился, глаза смотрели устало и ласково. Он поставил высокий зеленый бокал на стол перед диваном и наполнил его из колбообразной бутылки с крестом на этикетке. Лива хотела встать и уйти, но он удержал ее и сказал умоляюще, назойливо глядя ей в глаза:
