Избранное - [80]

Попробуем представить себе, как могло быть организовано похищение карты, опираясь хотя бы на те немногие факты, детали, которые известны нам. В своем отчете Ким сожалеет, что за недостатком времени «мы не имели возможности хорошо проработать вражескую среду, вжиться в нее. Поэтому порой приходилось прибегать к авантюрам».

Далее он рассуждает о характере авантюр, и проскальзывает такая мысль, что чем авантюра смелей, тем, мол, большая гарантия в ее удачном исходе. Что ж, психологически очень точно. И вот практическое развитие этой мысли:

«Выдавать себя просто за штабного немецкого офицера — весьма рискованно, — пишет Ким. — Контроль и проверка документов, установление личности у них неплохо поставлены (на офицерских документах ставят шифры и часто меняют их). По совету Тиссовского, я стал работать под легендой сотрудника службы СС, приехавшего из Берлина с заданием контролировать во фронтовых штабах порядок хранения совершенно секретной документации. В этом случае я уже меньше рисковал вызвать подозрения по простой причине: офицеры рейха, ведающие хранением документации, были озабочены в основном тем, чтобы я не обнаружил каких-либо нарушений правил. За это у них строго наказывают. Обычно после «ревизии» мне предлагали в виде сувениров подарки. Лишь бы ревизор поскорей убрался».

Рассказа о карте нет. Да это и понятно. Кима просили описать психологию врага, а о том, что совершил наш разведчик, предполагалось, что уже известно тому, кому следует знать. Что же еще?

Продолжаем версию. Оперативное управление штаба группы войск киевского плацдарма помещалось в Киеве в здании бывшего военного училища, которое кончал Гнедаш. Он знал каждый закоулок этого здания — и это было очень кстати для безопасности. В этом-то здании, как я полагаю, и появился ревизор из Берлина, прошел в секретную часть и стал ее инспектировать. Почему же, однако, визит Кима не завершился, как обычно, бутылкой мартеля и вручением ревизору «русского сувенира»? Очевидно, знакомясь с документами, Ким натолкнулся на карту. Понял ее значение и стал перед дилеммой — как быть. Память у него, как рассказывают, была отличная — он брал текст с первого чтения. Но в данном случае Ким из-за исключительной важности документа решил, видимо, не полагаться на одну память. А рядом сидел свидетель — начальник секретной части, присутствующий при ревизии. Его и пришлось убрать. Вряд ли Ким при этом воспользовался огнестрельным оружием — в соседних помещениях было полно людей. Скорее всего — нож. Но это опять уже наши предположения. Вернемся же к отчету секретаря партийной организации Тимощенко.

Вот и первое упоминание Тимошенко о Кларе:

«В марте 1943 года в группу Гнедаша на парашютах с Большой земли были выброшены три радиста, среди которых была восемнадцатилетняя москвичка Давидюк Клара Трофимовна. С первых же дней приземления Кларе приходилось выходить с радиостанцией на очень ответственные и опасные для жизни задания, которые она выполняла точно, с достоинством члена комсомола».

О взрыве Дарницкого моста сказано очень коротко. Но сообщается любопытная деталь: после взрыва «немецкое командование усилило террор над своими офицерами и солдатами, отвечающими за охрану моста в Киеве». В отчете есть и описание майского окружения в 1943 году.

«Немецкое командование, — пишет П. Тимошенко, — сбрасывало листовки, специально изготовленные для Кима, с персональным обращением к нему. Фашисты хорошо знали Гнедаша. В этом обращении фашисты призывали Гнедаша и его группу сдаться с документами и радиостанцией, обещая Киму и его группе свободу и хорошо обеспеченную жизнь».

Как известно, после восемнадцатисуточной блокады немцы сочли группу Кима уничтоженной, сняли кольцо и даже сообщили об этом по радио и в газетах. Похоже, что очередной раз, щелкнув впустую волчьей пастью, гестапо с удивлением констатирует: «Мой бог! Этот русский смельчак снова обманул нас! Можно ли так, господин Ким, поступать с профессионалами высокой квалификации? Всему есть предел. Русские — непонятный народ».

В позднейших обращениях службы СД и гестапо к Киму уже отсутствуют такие формулировки, как «матерый уголовник по кличке Ким». Напротив, СД как будто распинается перед советским разведчиком, который в «отчаянной и фанатичной борьбе своей проявил чудеса храбрости». Затем констатируется безысходность этой борьбы: «Как образованный офицер, господин Ким, вы должны донимать, что одиночный протест — ничто против организованной, хорошо управляемой армии». И, как итог всех этих теоретических рассуждений, скромное предложение: гарантия жизни, свободы и обеспеченное существование в одной из нейтральных стран.

Думаю, однако, что обращение это ставило своей целью отвести внимание Кима от других акций против него. Тут и обещанная колоссальная награда за его голову, и засылка к партизанам убийц и отравителей. По тому же принципу, как действуют обыкновенные разбойники: в то время, когда один из нападающих разговорами, шутками, комплиментами отвлекает свою жертву, другой за спиной его держит нож, чтобы в нужный момент нанести удар в спину. Но до удара в спину еще далеко. И еще много раз будут объявлять во всеуслышание органы СД и гестапо о гибели Кима, и много раз он будет воскресать.