Избранное - [61]

Превозмогая боль, тихонько, чтоб не разбудить Клару, Ким приподнялся на локтях и приник ухом к сырой земле. Проходит минута, другая… Земля молчит. Значит, немцев еще нет, по крайней мере в радиусе семисот метров. Он уже ясно видит лицо Клары. Где она сейчас? Куда увело ее последнее сновидение?

Как это часто бывает во сне, возможное переплетается с невозможным. И снится Кларе, что она в Бронском лесу, на узкой-узкой тропинке.

«Ну, беги, беги, Микки», — улыбаясь, говорит Тиссовский и ласково кладет ей на плечо руку. Ким молчит. Клара вопросительно смотрит на него, но он опускает глаза.

«Пойдемте вместе», — просит Клара.

«Беги, беги, нам нельзя», — кивает Тиссовский.

Кларе очень хочется идти, но ей жаль оставлять друзей, хотя она знает, что покидает их ненадолго. И она идет по той же узкой тропинке. Потом оборачивается. Тиссовский машет рукой. Вдруг тревожная мысль пронзает ее: Тиссовский… Ведь она же послала сообщение о его гибели… Значит, ему все-таки удалось спастись? Радость охватывает ее, и она бежит, бежит вперед, и как-то легко, воздушно. Но это уже не тот лес. Это же Подмосковье! Конечно…

…Тихий-тихий летний вечер в подмосковном селении Малаховка. Они с мамой на даче, ждут папу, который должен приехать семичасовым поездом. Приезд отца на дачу — всегда радость. Кроме покупок, заказанных мамой, он привозил сладости, фрукты… Немного усталый, нагруженный, он сходил с поезда и целовал маму и Клару. Утром в воскресенье прогулка в лес. Мама переговаривается с соседкой.

«Очень хорошая клубника, Ольга Федоровна… Крупная, сочная, и, представьте, недорого», — говорит мать.

«В этом году она дешевая… Смотрите, одна к одной… Варить жалко…»

«А я своим на вечер оставила, Кларочка моя очень любит…»

Это мама. Да, мама. И она зовет Клару, и вот уже вместе они идут к станции по тихим зеленым улицам. Сегодня они почему-то совсем пустынны. И даже у колодца с длинным журавлем ни души. Отчего бы это?.. Да, конечно, это давно уже как бы собралось в ней. Она должна сказать маме нечто очень важное и не знает, как приступить. Как объяснить ей?.. А объяснить нужно, и непременно сегодня, до папиного приезда.

«Мамочка, ты не расстроишься? Я должна тебе сказать одну вещь…»

Мама молчит и понимающе кивает. Или она знает уже?

«Мама!..»

Мама берет ее за руку, как совсем маленькую девочку. И они идут… Улочки по-прежнему как-то странно пустынны, не видно женщин с детскими колясками, которые обычно гуляют в этот час, не слышно патефонов. Все окна закрыты. Никого… И на лице мамы тоже тревога.

Знает или не знает? Но почему же она ведет ее за руку, как маленькую? — мучительно думает Клара.

«Мама, ты все знаешь?»

Мама снова кивает и как-то беспомощно улыбается. Знает, знает… С сердца словно спадает тяжесть. Как хорошо! Не надо ничего объяснять. Но что-то сказать она все же должна. Конечно, она должна объяснить, ведь мама, наверное, думает, что теперь уж она останется дома. Но ее ждут… Там. Она не может подвести.

«Мамочка… Он очень хороший, смелый человек. Мне даже трудно тебе передать…»

Мама как будто не слышит.

Они подходят к станции. Она тоже почему-то пустынна. Может быть, они рано пришли? Или уже опоздали и поезд прошел? Но где же папа? Отчего они не встретили его по дороге?

Клара напряженно всматривается в уходящее вдаль черное полотно. Солнца нет. Мамы нет. Она одна на станции… И вдруг со всей отчетливостью Клара понимает, что это сон, нереальность. Конечно! Как же раньше не догадалась она? Она хотела говорить с мамой о Киме… Но ведь они на даче, — значит, войны нет. И улицы пустынны тоже во сне!

«Папочка, расскажи что-нибудь».

Папа не отвечает, он молча кладет свою руку на ее руку, нежно гладит и говорит: «Кларочка, милая, успокойся…»

Но это не папа.

Это Ким!..

Ким? Ну да, конечно же Ким. И идет война.

Клара открывает глаза. И слышит его голос:

— Клара, милая, успокойся…

Она видит белые яркие звезды и вдруг вспоминает все. Они с Кимом в землянке. Ждут немцев. Уже утро? Как быстро пролетели эти три часа до рассвета… Тишины уже нет, лес наполнен какими-то звуками. А белые звезды — это просветы в ветвях…

— Ты видела сон? — спрашивает Ким.

— Да… какой-то путаный и странный… Который час?

— Уже шесть часов утра.

— Их нет… Может, и не придут?

— Может быть…

— До которого часа мы будем ждать и сидеть здесь?

— Часов до восьми, десяти…

— А потом?

— Размаскируемся. Что же еще?

Конечно!.. Как все просто и хорошо.

— Правда, Ким, так и будет, у меня интуиция, — говорит она, уже проснувшись совсем.

— Интуиция? Отлично… И что же говорит твоя интуиция? — спрашивает он.

— Они пройдут, а мы останемся… Представляешь, как здорово!.. Будем жить в землянке… Смотри, сколько у нас продуктов… Я буду вести хозяйство, ухаживать за тобой…

— Потом что?

— Дождемся наших… И тебя увезут в госпиталь долечиваться. А потом… ты поедешь домой.

Пауза. Наконец он произносит, вздохнув:

— Фантазерка ты… Куда я поеду?

Ему нечего сказать более. Пусть понимает эту фразу как хочется ей. А раненая нога ноет и ноет, очевидно пошло воспаление. Но время идет, и нужно сделать последние приготовления. Он снова приникает ухом к земле и слушает долго-долго. И наконец улавливает какие-то звуки, как бы колебания от топота ног. Через минуту он уже отчетливо различает шаги… Идут не строем, задерживаются у подозрительных мест… Это понятно… Он откидывается назад и спокойно произносит: