Избранное - [173]
— Кто говорил?
— Не важно.
— Нет, важно! Кто это в первый же месяц наговаривает глупости?.. Чтоб столкнуть лбами?!
— Спокойно, Игорь! У тебя что — полный порядок с соревнованием? Зачем так?.. Зачем обострять? Возьми со своих рабочих обязательства, положи в папочку, — уже миролюбиво заговорил Федя, вновь чувствуя правоту Хрусталева, — придет комиссия — у тебя полный порядок. Проблемы-то нет… И дела на полчаса. — Он уже совсем добродушно пожал плечами и улыбнулся.
Игорь Николаевич горько вздохнул.
— Да совестно ж, ей-богу!.. Если б у нас во ВНИИЗе всерьез занялись этим!
— Чем именно?
— Итогами. Взять двух человек. Рабочих. И по-настоящему сравнить их работу. Кто лучше? Почему? С учетом всех элементов от дисциплины до качества. Соревнование — это, если хочешь…
— Мощный рычаг! — усмехнулся Федя. — Так, еще что? — Атаринов взглянул на часы и вдруг принял решение: — Поехали к Алке, а? Я уже давно не был, все как-то не выбраться, то одно, то другое. И идут, и идут…
Что-то подсказывало Хрусталеву: поехать — значит, простить Феде его отступничество. Он попытался заглушить этот голос: ему хотелось ехать к Алле. Федя же, почувствовав колебания Игоря, решил непременно взять его… Это будет хорошим компромиссом и сгладит неприятный спор. Паша хорош для дела, для информации, а иногда приятно и с Игорем.
Из подъезда они вышли вместе, причем Федя демонстративно взял Хрусталева под руку и вел его, как бы демонстрируя единение. Это нужно было сделать, потому что слухи о разладе между Хрусталевым и Атариновым уже муссировались среди коридорной публики.
У проходной ждала старая «Волга», которую Федя попросил у диспетчера. Когда уселись, Федя сжал руку друга и значительно взглянул в сторону водителя. Игорь не удивился. Он знал осторожную Федину натуру: все конспирировать. Уже и секрета-то нет никакого, а он все: «Тс… только строго между нами».
Они вышли неподалеку от дома Аллы и направились к гастроному.
— Федя, скажи, а ты что-нибудь решил с ней? Точнее, решился?
Атаринов блеснул щелками своих скифских глаз и загадочно улыбнулся. Ему хорошо было, весело. Немного смущала встреча с Аллой. Но он был не один. Он не звонил ей недели две, и она гордо молчала. Что поделаешь… Пусть привыкает: однажды он может и вовсе не позвонить.
20
Хрусталев любил бывать с Федей у Аллы, вечера эти обычно проходили дружно и весело, с декламацией, пеньем старинных романсов, — у Аллы был небольшой приятный голос, она пела под гитару. Между Аллой и Игорем были особые дружеские отношения доверия и искренности, и Алла обычно всегда радовалась появлению Игоря, интуитивно чувствуя в нем своего сторонника, доброжелателя.
Но нынче, когда они вошли в квартиру, Игорь заметил, что в Алле произошла какая-то перемена, — она не то что не обрадовалась их приходу, но взглянула на Хрусталева с удивлением: очевидно, она ждала Федю одного. Видно, Федя сообщил, что приедет один. Хрусталев не знал, что Федя уже давно не был у Аллы и она ждала его для решительного объяснения, совершенно необходимого в создавшейся ситуации. Федя же, как полагала она, нарочно привез Игоря, чтоб избежать этого разговора.
— …Ну, что, как, все кипит, жарится? Мы — голодные, — говорил Федя, расхаживая по кухне и избегая ее взгляда.
— Садитесь, будем ужинать, — довольно сухо отвечала она, но между тем дважды улыбнулась Хрусталеву, давая понять, что эта сухость относится не к нему.
Федя подошел со спины, обнял ее, но она отстранилась.
— Я вижу, нам не рады! Может, нам уйти? — спросил Федя, шало поведя своими скифскими глазками.
Алла молча накрывала на стол.
— Я всегда рада Игорю, — чуть улыбнувшись, сказала она.
— Да, потому что у вас был роман… или будет, — полушутя отвечал Федя.
— Мне временами кажется, что ты просто не умен, — сказал Игорь. Он ехал с тайной надеждой здесь, в этой домашней обстановке, за рюмкой водки, поговорить с Федей о делах. Хотя и прежде они могли иметь разный взгляд на какой-то вопрос, но всегда понимали друг друга. Хрусталев знал слабости Феди; но не они, по его мнению, определяли Федину сущность. «В человеке важно видеть главное, — рассуждал он, — а главное, что Федя предан делу и верный товарищ…» Но сейчас и эти два основные постулата заколебались.
Федя, расхаживая по кухне, жестикулируя и рассуждая, пытался всех и вся примирить, бросая временами значительные взгляды то на стол, то на приятельницу, а Игорь сидел задумавшись. Мгновенно припомнив все изгибы их двадцатилетней дружбы, он пытался понять истоки: откуда все это идет? Ведь Федя был верный товарищ. Ну, верный, о чем говорить! А? Или как? Вообще у него бывали сбои. Бывали!..
— Игорь, ты хочешь вымыть руки? — спросила Алла, подчеркнуто обращаясь к одному Хрусталеву и игнорируя Федю.
— Я буду есть, а вы как хотите, — весело администрировал Федя, выкладывая покупки — сыр, колбасу, консервы. Сейчас в его движениях, мимике было что-то детское, трогательное. И Хрусталев тотчас представил себе Федю маленьким мальчиком, которого было обидели, обошли конфеткой и он уже готов был расплакаться, но справедливость восторжествовала, обойденного утешили сладким и он тотчас повеселел. Ну, а что? Так в общем-то и есть. Нынче и большие обижаются, когда их обходят конфеткой… Как маленькие, право. Но Игорь любил, когда в Феде проявлялась эта открытая мальчишечья смешная бесхитростность.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.
Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.