Избранное - [152]

Шрифт
Интервал

Пауза.

— Хор. Идет, — ответил Федя, которого иногда убеждала не логика рассуждения, а тон говорившего.

И в самом деле в шестом часу он сам позвонил Игорю в подвальный отсек и предупредил:

— Игорь, будь готов, я сейчас спускаюсь…

Но прошло и десять и пятнадцать минут — Федя не появлялся. Хрусталеву надоело ждать, и он сам поднялся наверх, догадавшись, что Федю перехватили в последний момент. Так и оказалось. Когда Хрусталев уже в пальто вошел к Феде, тот, тоже в пальто, занимался своим любимым делом — проводил воспитательный раунд с молодым специалистом. Демократично откинувшись в кресле и бросив на стол пачку «Мальборо», Федя вел беседу с внимавшим ему юношей («Тебе двадцать пять лет, ставка у тебя сто десять, пока у тебя все правильно. В твои годы…» — вещал он).

— А вот Игорь Николаевич Хрусталев! — Улыбаясь и несколько смутясь, Федя встал навстречу другу. — Игорь, помнишь, как мы с тобой начинали? По скольку часов работали?

— Круглые сутки, — рассмеялся Хрусталев.

— Нет, сутки — нереально, но, между прочим, иногда оставались и ночевать. И свидания назначали в лаборатории, и банкеты там по случаю… О чем говорить! Все было.

— И ушло! А что, твой собеседник сомневается, стоит ли работать? Заранее скажу: не стоит. Ей-богу!

— А чем плохо быть специалистом, скажем, твоего ранга? — прервал его Федя, которому по его должности следовало соблюдать этикет. — Персональный оклад, больше, чем у кандидата наук, открытый пропуск и, по существу, полная свобода действия. А? — И Атаринов встал, показывая, что беседа окончена.

Юноша тоже все понял и, вежливо раскланявшись, вышел, сопровождаемый взглядом Хрусталева.

— Современная молодежь! Без году неделя, а на уме уже кандидатская! Как же! — говорил Федя, будто оправдываясь перед Игорем.

— Федя, и в наше время так было: кто-то интересовался степенью, а кто-то работал, это не ново.

— Все! Я готов.

— Или, если хочешь, едем к Алле.

Федя на мгновение задумался и сказал: «Едем в «Кавказский».

Они вышли на улицу. Тут же подвернулось такси. В ресторане, после недолгого значительного разговора с метрдотелем, удалось получить отличный закуток со столиком на двоих.

— Ну, я думаю, мы не будем брать закусок и салатов, а что-нибудь сразу серьезное, — сказал Хрусталев, беря карточку с фирменным меню и оглядываясь на толпу официантов, что-то обсуждавших между собой, — народ еще не съехался. Сегодня все благоприятствовало друзьям и даже не пришлось долго ожидать официанта. Они заказали свое традиционное: и тотчас перешли к служебным делам. Для обоих работа всегда составляла главный интерес в жизни.

— Ну, так все-таки, в чем дело, что? — начал Хрусталев. Ему не нужно было объяснять свой вопрос подробнее.

— Все обрыдло. Ни на что б не смотрел.

— Ты просто устал.

— Да, я устал, — отвечал Федя с большей значительностью, чем предполагал этот простой вопрос. И Хрусталев понял его.

— Но именно сейчас, Федя, возможны перемены.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты про Глебова знаешь?

— Насчет ухода? Болтают… И что?

— Сейчас будто точно. Мне Рузин сказал, он всегда все знает. Освобождается должность начальника опытного производства, практически — директор завода! Вот как раз то, что тебе нужно. Если бы, а?.. Это бы здорово!

Федя усмехнулся с искренней горечью.

— Вообще интересно, конечно, но разговор нереальный, — сказал он.

— Почему нереальный?

— Потому что нереально, Игорь, дорогой, мы можем строить любые воздушные планы… К чему?

— Хорошо, но как вообще люди выдвигаются? Выдвигаются же! А в тебе как раз сильна и административная сторона. — Хрусталев нарочно подчеркнул — «и административная», чтобы не затронуть самолюбие товарища.

— Все правильно, но Пронин скажет «нет», как сказал однажды, и все. Все летит!.. И до генерального не дойдет. Это все сложно, у них свой резерв, свои кадры. Не знаешь, как это делается?!

— Нет, но так тоже нельзя: тогда надо на все махнуть рукой. Но мы живем. Действуем и чего-то добиваемся.

«Чего-то», — подумал Атаринов. Хрусталев продолжал:

— Помнишь, ты когда-то так был удручен с квартирой? Решилось же! А злился и кричал: «Все жулики!»

— Еще бы не решилось! Уж тогда знаешь… Квартира — это другое.

— Я понимаю. Будь моя власть, я бы сместил Шашечкина и назначил вместо него тебя. Это твое, и ты был бы настоящим научным руководителем.

Федя вздохнул и, с участием глядя на Игоря, сказал:

— Дорогой Игорь, не это решает!

— То есть?

— Ну, так. Тихон Шашечкин четверть века сидит и еще просидит, — вздохнул Федя с видом безнадежности.

— Да, это так, и Тихон, конечно, консерватор, но в то же время, знаешь, Федя, я думал, на чем он держится, — опыт. Чертеж он схватывает мгновенно, и более того: когда он видит что-то живое, новинку — в глазах интерес, что-то бормочет, вертит… Но мнения своего не скажет. Нет!

— А скажет, так и открестится в случае чего! И ты же будешь в дураках.

— Черт с ним, с Тихоном. Я о другом… Хорошо, у них свои люди. Это я понимаю. Но почему мы не можем стать своими людьми в хорошем смысле? А кстати, в парткоме Пронина можно нейтрализовать: его заместитель Тишкин, ну, знаешь, знаменитый лекальщик, ас, работает у нас в мастерской.


Еще от автора Борис Сергеевич Гусев
Имя на камне

В сборнике, в котором помещены повесть и очерки, рассказывается о трудных, полных риска судьбах советских разведчиков в тылу врага в годы Великой Отечественной войны. Книга рассчитана на массового читателя.


Рекомендуем почитать
Деникин

Антон Иванович Деникин — одна из важнейших и колоритных фигур отечественной истории. Отмеченный ярким полководческим талантом, он прожил нелегкую, полную драматизма жизнь, в которой отразилась сложная и противоречивая действительность России конца XIX и первой половины XX века. Его военная карьера повенчана с такими глобальными событиями, как Русско-японская, Первая мировая и Гражданская войны. Он изведал громкую славу побед и горечь поражений, тяготы эмиграции, скитаний за рубежом. В годы Второй мировой войны гитлеровцы склоняли генерала к сотрудничеству, но он ответил решительным отказом, ибо всю жизнь служил только России.Издание второе, дополненное и переработанное.Издательство и автор благодарят Государственный архив Российской Федерации за предоставленные к изданию фотоматериалы.Составитель фотоиллюстративного ряда Лидия Ивановна Петрушева.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.


Записки Н.А. Саблукова о временах императора Павла I и о кончине этого государя

Николай Александрович Саблуков (1776–1848) состоял при Дворе, командовал эскадроном Конного полка, шефом которого был великий князь Константин и явился очевидцем событий в течение всего 4-летнего царствования Павла I. Его «Записки» — это правдивость и искренность передаваемых фактов, беспристрастная оценка личности Императора Павла, хронологический порядок событий кратковременного царствования и описание трагической гибели государя Павла Петровича со слов офицера, сохранившего верность присяге и не запятнавшего свою честь связью с заговорщиками.Издание 1903 года, приведено к современной орфографии.


Они. Воспоминания о родителях

Франсин дю Плесси Грей – американская писательница, автор популярных книг-биографий. Дочь Татьяны Яковлевой, последней любви Маяковского, и французского виконта Бертрана дю Плесси, падчерица Александра Либермана, художника и легендарного издателя гламурных журналов империи Condé Nast.“Они” – честная, написанная с болью и страстью история двух незаурядных личностей, Татьяны Яковлевой и Алекса Либермана. Русских эмигрантов, ставших самой блистательной светской парой Нью-Йорка 1950-1970-х годов. Ими восхищались, перед ними заискивали, их дружбы добивались.Они сумели сотворить из истории своей любви прекрасную глянцевую легенду и больше всего опасались, что кто-то разрушит результат этих стараний.


Дневник

«Дневник» Элен Берр с предисловием будущего нобелевского лауреата Патрика Модиано был опубликован во Франции в 2008 г. и сразу стал литературным и общественным событием. Сегодня он переведен уже на тридцать языков мира. Элен Берр стали называть французской Анной Франк.Весной 1942-го Элен 21 год. Она учится в Сорбонне, играет на скрипке, окружена родными и друзьями, радуется книге, которую получила в подарок от поэта Поля Валери, влюбляется. Но наступает день, когда нужно надеть желтую звезду. Исчезают знакомые.


Мой век - двадцатый. Пути и встречи

Книга представляет собой воспоминания известного американского предпринимателя, прошедшего большой и сложный жизненный путь, неоднократно приезжавшего в Советский Союз и встречавшегося со многими видными общественными и государственными деятелями.Автором перевода книги на русский язык является Галина САЛЛИВАН, сотрудница "Оксидентал петролеум”, в течение ряда лет занимавшаяся коммерческими связями компании с Советским Союзом.