Избранное - [49]

На каждом шагу давала себя чувствовать свежезалеченная рана — точно иглой пронизывала боль. Шева, закусив губы, останавливалась на минуту и снова пускалась в бег, широко разведя руки, чтобы не потерять равновесие, прыгая по грудам снега.

Вдруг неожиданный резкий порыв ветра заставил ее закрыть глаза, и тут же она увидела Алика посреди тротуара с двумя билетами в руке. Внезапно возле него выросла стройная белокурая девушка с голубыми глазами. И вот они уже сидят, прижавшись друг к другу. Он перебирает ее пальцы, гладит, подносит к губам…

Шева открыла глаза, огляделась, словно пытаясь вспомнить, как она сюда вдруг попала, и тяжело отдышалась. Ну, а если она войдет в зал и вправду увидит его сидящим с «той»… А окажись он здесь один, она разве подойдет к нему?

Забыв, что наказывал ей врач, когда выписывал из больницы, Шева снова бросилась бежать. Теперь она уже не ощущала сильного ветра, дувшего с реки, обледенелых комьев земли под высокими каблуками, не замечала темноты, разливавшейся по заснеженному вечернему полю.

Многочисленные двери огромного дворца были уже закрыты. Возле каждого входа стояли группы молодых людей и девушек, с еще большей настойчивостью, чем в метро, бежавших навстречу каждому человеку.

Шева избрала для себя самый отдаленный вход. Оставшись одна, легко постучалась в дверь.

Никто не отозвался. Вместе с глухими звуками оркестра время от времени вырывался на улицу громкий гул рукоплесканий.

Шева снова постучалась, на этот раз чуть сильнее.

В полуоткрывшуюся дверь просунулось строгое мужское лицо:

— Это вы барабанили?

— Нет, нет, — растерянно ответила Шева.

Как долго тянется время! Прошло десять минут. До перерыва еще осталось, вероятно, больше часа. Нет, она не станет ждать. Но прошло еще десять минут, а Шева все еще стояла, то и дело поглядывая на свои ручные часики. Вдруг ей вздумалось предложить эти часики билетеру в залог, — она только заглянет в зрительный зал и сразу же выйдет. Ведь Алик сидит не дальше четвертого или пятого ряда, а сколько нужно, чтобы окинуть взглядом четыре-пять рядов?

Легко скрипнула дверь.

— Что? Вы все еще стоите? Ну, ну, — билетер со строгим лицом покачал головой и шире приоткрыл дверь, — ай, молодежь, молодежь! Так и быть, войдите. Сидеть негде — придется вам стоять в проходе.

— Ой спасибо, большое спасибо! — и стремглав помчалась в гардероб сдать пальто.

Стоя на нижних ступеньках сектора напротив оркестра, Шева вспомнила, что в замешательстве забыла отдать билетеру приготовленные десять рублей. Деньги остались лежать в кармане пальто. Что ж, она их отдаст ему перед уходом. Впервые в жизни предстоит ей совершить такое. Она, кажется, согласилась бы отдать в пять раз больше, только бы ее избавили от этого. В конце концов сделает так: закроет глаза, отвернется, сунет билетеру в руку деньги и бросится бежать. Это будет первое преступление в ее жизни, и виноват в нем будет Алик, которого она сейчас ищет в переполненных рядах, тянущихся от самого потолка, откуда струится многокрасочное сияние, превращающее огромный каток в расцветшее летнее поле.

Свежая прохлада, идущая от ледяной площадки, несет с собой аромат цветов, и Шеву не удивляет, когда вдруг видит ярко освещенное поле, пестреющее тюльпанами и подсолнечниками. Они качаются, точно под легким набежавшим ветерком, то сходятся, то расходятся, и шорох коньков, едва виднеющихся из-под разноцветных платьев балерин, чем-то напоминает журчание сонной речки в степи.

Шева снова отрывает глаза от арены и вглядывается в зачарованные лица людей противолежащих секторов, перебегая глазами от ряда к ряду, пока снова не добирается до потолка, где клубится прозрачный туман. Гул прожекторов под потолком напоминает шум летнего ливня. Время от времени его заглушают звуки оркестра, звонкие всплески аплодисментов.

Она тихо открыла позади себя дверь, спустилась по ступенькам в пустое, тускло освещенное фойе и на цыпочках проскользнула в десятый сектор, что как раз против того места, где она стояла раньше. Пробежала взглядом по той стороне рядов, которые ранее были от нее скрыты, и снова ей почудилось, что видит Алика. Она уже несколько раз его отыскивала, но всякий раз в другом ряду, в другом секторе.

Человек, сидевший недалеко от нее, не был похож на Алика, и все же она от боли закрыла глаза: его рука лежала на колене приникшей к нему девушки…

Так, с почти закрытыми глазами, Шева спустилась еще на несколько ступенек ниже, не понимая, почему все в проходе сердятся на нее. Они же здесь не в Художественном, где боятся упустить слово, и не в Большом, где без музыки балет перестает быть балетом. Здесь музыка, так ей по крайней мере кажется, мало связана с тем, что происходит на катке, зачастую даже мешает.

Вот в переполненном дворце наступила полная темнота. Шева уже давно заметила, что обычно полная темнота в зрительном зале наступает тогда, когда зрителя собираются чем-то поразить. Несколько минут назад поразили богатыми пестроцветными одеяниями, светящимися обручами на головах. А теперь? Барабанная дробь, перекличка труб и кларнетов возвестили, что сейчас начнется веселый шумный карнавал, и так как Шева ждала именно этого, она не сразу заметила маленький бледный круг, выплывший из мрака, и стройную пару, легко несшуюся, почти не касаясь коньками льда. Маленький светящийся круг не отпускал от себя несущуюся пару, а метался вместе с нею по большой арене, отбрасывая на темную гладь льда их длинные парящие тени. Шева уже не могла себе представить этих танцоров не на коньках, как нельзя представить себе лебедей без крыльев, и всякий раз, когда они проносились мимо, Шева ждала — вот-вот оторвутся они от льда и начнут парить в воздухе.