Избранное - [7]

Шрифт
Интервал

от постоянной, тягостной улыбки,
что наши лица носят, не снимая.
Пусть даже слезы — лишь бы не улыбка!
Ведь мы не камни, нам безмерно больно,
невмоготу все время быть примером,
хотя примера требует эпоха
и на любого
внезапно может пасть бесстрастный выбор.
Нет, это справедливо: если мы
своей улыбкой землю не согреем, —
бог мой! — как страшно мир преобразится.
Пусть каменная, все-таки — улыбка!
Быть призванным — какая это мука,
везде, всегда носить с собою бодрость,
сиять, когда все выше горы трупов,
когда замкнуться не хотят могилы,
и боль, и раскаленное железо
удерживают тысячи щипцов
в груди, растерзанной тысячекратно,
и слух себя спасает глухотой
от ужаса ревущего! И нервы,
беснуясь, к укротителям взывают.
О, в этот век остаться человеком —
превыше сил людских!
4
Лютует ветер. В диком исступленье
трясет каштаны, гонит листья. Гравий
летит как пыль. Так что ж, и это лето
не более чем сон? Чей это голос? —
Напев далекий зимних караванов…
Да, не найти таким, как я, покоя
в чужих садах — пускай стократ прекрасных,
но все-таки чужих. Внезапный холод
приходит к нам неведомо откуда,
и нас знобит. Когда-то мы взахлеб
мечтали о чужбине… Все исчезло —
все, кроме холода.
Тень пиний. Пыль и рисовое поле.
Гниющий плющ. Тревожный выкрик птиц.
В тех смутных грезах мы
не представляли юга так, как ныне.
Да, мы пришли из подлинной отчизны —
туда шаги ведут нас, — там когда-то
мы, обольщаясь, разевали рты
и поджидали спелых виноградин.
Не вырвали — нас именно сорвали
с родной земли. Оторванные корни
остались в почве, в мрачном заключенье.
Оттуда к нам навеки перекинут
незримый мост. В любом углу планеты
нас тянут корни родины и тайна
несбыточно желанного исхода.
5
О, хватит жалоб сердца! От смиренья
нам наконец пора бы утомиться.
Его несли мы слишком долго — так
иные носят рубище с любовью
и не хотят снимать (быть может, также
затем, что нас смирение способно
окутать, и в одежде аскетизма
боль тише, мягче, глуше) — потому что
нам кажется, от рубища исходит
таинственная сила, и нельзя
уйти
от назначенья высшего.
Уж очень мы торопимся склониться
перед неведомым, принять на веру
все то, чего не постигаем. Это —
привычки детской власть. Нам служит
дорожным знаком отзвук колыбельной,
но все равно — сбиваемся с дороги.
Как это трудно — превозмочь себя,
забыть парализующие грезы
и время обогнать свое. Возможно,
что мы должны страдать еще сильнее.
Но если надо руки простирать —
так не смиренья ради!
Нет, надо об оружии и силе
молиться нам,
о милости высокой — чтобы вместе
в борьбе с насильем головы поднять!
6
Лес пахнет в парке Монца временами
совсем как лес на родине моей.
Мелькнут олени меж стволов. Из чащи
вдруг выскочит косуля, озираясь,
почует что-то и с тревожным криком
детенышей перед собой погонит.
Ребячий хохот повторяет эхо.
О, эта притча горькая, соседство
косули и ребенка — беспокойства
теснимой твари и блаженства смеха!
Здесь так высоко свод небес натянут,
что хочется вальсировать. Здесь в красках
сверкают звуки, голубой дурман.
О, наводненье нежности! О, щебет,
и бабочка, и аромат! О, луг,
очищенный сухим дыханьем лета!
Не медли же! Раскинь скорее руки!
Ниц упади! Взлети! Кружись! Будь звуком!
Танцуй! Ликуй! Гори! Цвети! Исчезни!
Взмывай кругами с ласточками в небо,
как легкий вздох, как взмах крыла! Ребенком
пребудь с детьми! С косулями — косулей!
О, праздник жизни! То боязнь, то радость
теснят друг друга. Но пускай исчезнет
твой страх как дым! Пусть для тебя однажды
великой, королевской станет радость!
Убей печаль свою! И погляди:
все тени призрачны! Восстань и бодрствуй!
Смиренья нет! Ничто не исчезает!
Сопротивленье — в семенах, что, землю
взрывая изнутри, стремятся к солнцу!
В паренье птиц, преодолевших тяжесть!
В прыжке косули! В первом крике сына!
Везде! Всегда! Во всем — противоборство!
Как можно сердцу нанести урон,
когда оно своим ударом каждым
все ближе к торжеству? Как может стужа
твой дух заледенить, когда могучий
горячий свет пронизывает сумрак?
Иди же по листве сквозь парк, сквозь осень!
Ты никогда себя не потеряешь!
Дай волю ветру! Сердцу волю дай
плыть безмятежно вдаль, когда оно,
исполненное страстного томленья,
свой путь находит в мире мертвых листьев.
Кто, как не ты, имел бы право плакать,
ты, чье лицо уже цветет улыбкой?
Перевод Е. Витковского.

НАТЮРМОРТ СО СЛЕЗАМИ И КРОВЬЮ

Бегло, тремя штрихами,
и в кровь перо обмакнуть,
чтобы образ, теряющийся в дыму,
подымился еще чуть-чуть…
Пять человек сидело
когда-то вокруг стола.
Как странно: лицо одного из них
скрывает густая мгла.
Ведь это я сам — за мглою!
А может, все было сном?
Вихри, еще далекие,
ломились в призрачный дом…
В узкой и длинной комнате
цвет обоев поблек.
Старушка сидела в кресле
и вязала чулок.
Читал пожилой мужчина,
думая про свое.
Отцветшая женщина гладила
выцветшее белье.
О деньгах кудрявый юноша
мечтал — только где ж они?
А пятый — я — сидел и молчал,
чураясь своей родни.
И все, когда било десять,
вставали и шли спать,
желая «спокойной ночи»,
не желая друг друга знать.
Ведь каждому снилось что-то,
что снится не в первый раз;
касался зеленый месяц
зеленых закрытых глаз.
Лишь пятый — маялся долго
и был ото сна далек,
вслушиваясь в безутешное
дыхание четырех.
Он думал: на что надеясь,
каждый из них живет

Рекомендуем почитать
Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».


23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!


Не говори, что у нас ничего нет

Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Избранное

Вилли Бредель — известный немецкий писатель нашего столетия, один из зачинателей литературы Германской Демократической Республики — являет редкостный пример единства жизненного и творческого пути.


Избранное

Луи Фюрнберг (1909—1957) и Стефан Хермлин (род. в 1915 г.) — известные писатели ГДР, оба они — революционные поэты, талантливые прозаики, эссеисты.В сборник включены лирические стихи, отрывки из поэм, рассказы и эссе обоих писателей. Том входит в «Библиотеку литературы ГДР». Большая часть произведений издается на русском языке впервые.


Война

Книге «Война» принадлежит значительное место в истории европейской литературы. Она вышла в свет в 1928 году, имела огромный успех и сделала широко известным имя ее автора Людвига Ренна (1889–1979), одного из наиболее интересных писателей в немецкой литературе XX века.«Война» — это рассказ героя о первой мировой войне, начиная с первого дня мобилизации и до возвращения на родину побежденной немецкой армии.


Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

В этом томе собраны повести и рассказы 23 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, во и в мировой литературе.Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение сегодняшней действительности ГДР, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.