Избранное. Фреска ; Лань ; Улица Каталин - [37]

Сусу выскользнула из беседки и, чуть отойдя, присела на скамеечку под окном спальни. Летними вечерами, когда солнце заходит поздно, они с матерью сумерничали здесь, на скамеечке, посередине ставилась рукодельная корзинка, откуда выпирали рваные чулки и простыни, отобранные к починке. Красивая красная корзинка была у Мамуси, Анжу собственноручно сплел ее когда-то. «Это скамеечка Язона, — любила рассказывать Мамуся. — Язон, фокстерьер, обычно вскакивал на скамейку и лаял на луну, если чуял недоброе; сюда же он забирался каждый раз на рассвете и терпеливо ждал, когда же наконец Аннушка проснется и выглянет из окна». Сама Жужанна не застала в доме Язона, но от Мамуси она знала историю собаки; когда Аннушка бежала из дому, песик еще долгие месяцы просиживал тут на рассвете; Язон тоскливо скулил и подвывал, пока однажды Папа в ярости, что пес не дает им спать, высунулся из окна и запустил в Язона гантелью и, как видно, покалечил его; пес перестал есть, уже не мог, как прежде, вскакивать на скамеечку, сидел понурившись, и настал день, когда Язон сдох. Сусу рада, что Язон погиб не на ее глазах, и как было бы хорошо, если бы сегодня ей не надо было идти на кладбище.

Сусу боится всего, лишенного жизни. С тех пор как в доме не стало кошки, тетушка Кати попросту вытряхивает мышеловку в помойное ведро, серый безжизненный комочек валяется среди отбросов, и Сусу не решается переступить порог кухни, когда там никого нет. Девочку пугает даже траурное платье, которое ей нынче предстоит надеть. Какой ужас — целые месяцы ходить в черном! Но страшнее всякого траура тот час, когда она увидит покойную Бабушку, в жизни она не видела ее ни разу. На похоронах она зажмурится и на Бабушку даже одним глазком не взглянет. А интересно, правда ли, что у мертвых какой-то особый запах? Тетушка Кати говорила, что правда. Мамуся опустит вуаль, которая скроет ее лицо. Вот хорошо бы и ей, Сусу, надеть такую вуаль, тогда ни один человек не заметил бы, что она избегает смотреть на гроб.

Сусу еще ни разу не доводилось бывать на похоронах, и покойников она никогда не видела. Домой, в Тарбу, она ходят из школы по улице Кошарфоно. С тех пор как соседнее здание заняли под больницу и детский сад, Сусу приходится идти мимо большой стеклянной витрины похоронной конторы. Мамуся рассказывала, что, когда она была девочкой, в витрине сидели два позолоченных ангела и держали венок из стеклянных незабудок над голубым детским гробиком, а в гробике под саваном лежала большущая кукла, точно настоящий ребеночек. Мамуся смеется, рассказывая о таких вещах, а ей, Сусу, не по себе становится, даже когда просто слушаешь, а чтобы взглянуть на ту витрину — да никакая сила бы ее не заставила!

Вчера вечером, когда она носила тетушке Кати ужин, та убеждала Сусу не бояться покойников; нечего их бояться, покойник, мол, хлеба не просит; да и зачем он покойнику, этот хлеб. Ничего, на похоронах Сусу будет держаться за мамину руку и не отцепится. Хотя нет, Мамуся ей не поможет, если Сусу придется идти в паре с тетушкой Кати. Вчера за ужином взрослые подробно обсудили и установили, кому с кем быть. Процессию возглавят Дедушка с Прабабушкой, за ними пойдут Папа с Мамусей, потом дядя Арпад и тетя Францишка, а позади всех тетушка Кати и она, Сусу. А что, если Аннушка тоже там будет: интересно, с кем тогда идти Аннушке? Скорее бы только все эти похороны закончились!

Прабабушка задремала, голова у нее склонилась набок, напряглась шея, и бисерная лента сползла. Теперь Сусу стало понятно, зачем старуха нацепила ленту: на обнаженной шее проступили глубокие сухие морщины. Сусу сделалось противно, как если бы она подсмотрела нечто неприличное. Она решительно отвернулась от беседки, села на скамейку лицом к стене, худенькие колени ее царапала штукатурка. Рядом с собой на скамейке Сусу пристроила портфель. Завтра снова можно идти в школу. Ей нравится ходить в школу, каждое утро в половине восьмого они вместе с дядей Арпадом отправляются из дому; в школу они приходят до уроков, но ее учительница, тетя Жофи, всегда приходит еще раньше, она поджидает их в классе и делает вид, как будто чем-то занята. Тетя Жофи любит дядю Арпада, а значит, любит и ее, Сусу. Они, девочки-третьеклассницы, занимаются на втором этаже, а у мальчиков параллельного класса — их ведет дядя Арпад — занятия на первом. А на днях у них в классе у Эникё Хусар пропала самописка. Ручка так и не нашлась. Интересно, в классе у дяди Арпада тоже бывают пропажи? Уж не берет ли дядя Арпад в школе чужие вещи точно так же, как он крадет у Дедушки?

Откровенно говоря, нет смысла учить уроки, завтра ее все равно не станут спрашивать ни по одному предмету. Бабушка умерла четыре дня назад, и вот уже три дня, как ее, Сусу, не вызывают отвечать. Тетя Жофи предупредила всех в классе, чтобы те были с ней, Сусу, особенно чуткими и внимательными, потому что у нее умерла Бабушка. Интересно, что сказала бы тетя Жофи, окажись она у них дома в тот вечер, когда в семье узнали о смерти Бабушки? Дядя Арпад подошел к телефону, он выслушал новость и оттуда же, из гостиной, крикнул им, что случилось: в это время они сидели в столовой за ужином. У Мамуси слезы так и брызнули в тарелку с тушеной картошкой. Дедушка отложил вилку, резко дернул усы, побледнел, встал: «Господь дал, Господь взял…» Папа не проронил ни слова, продолжал таскать из тарелки картофелины, пока не выбрал все до последней. Тетушка Кати запричитала было в голос, ее сразу отослали из столовой. «Хватит реветь!» — сказал Папа Мамусе. Дядя Арпад закурил, Дедушка принялся нервно расхаживать взад-вперед по комнате. Дядя Арпад принес бутылку со сливовой палинкой, и все выпили, и Мамуся тоже, и даже тетушке Кати, и той поднесли стаканчик. Со стороны можно было подумать, будто в доме празднуют чей-то день рождения.