Избранное - [182]

И стал Бадмарак громко жаловаться:

— Ах, зачем отец не оставил меня дома пасти овец на горах? Разве я могу изучить всю мудрость, о которой говорит учитель! Бедный я, Бадмарак, кто мне здесь поможет!

И он заплакал. А поплакав, заснул.

Разбудил его муравей, который взобрался на его руку, таща на себе тяжелую ношу — большое пшеничное зерно, превышающее размером даже самого муравья.

Бадмарак дунул, и муравей вместе со своей ношей отлетел шага на два, а то и больше. А Бадмарак опять заснул.

Но только начал видеть сон, будто он дома по горам бегает, как опять проснулся. Тот же самый муравей, неся пшеничное зерно, полз по его руке и щекотал пальцы.

Бадмарак снова дунул на него и снова сбросил на землю. А потом стал следить за ним — может быть, это не простой муравей?

И в третий раз муравей взобрался на руку Бадмарака, но на этот раз он его не тронул: «Пусть ползет! Ему это нужно, а я ему мешаю». Переполз муравей через руку и, не выпуская ноши, начал взбираться на высокий камень, который лежал так же, как Бадмарак, на его пути.

И видит Бадмарак: только дополз он до середины, как подул ветер, и упал муравей с камня на землю вверх лапками.

Взял Бадмарак соломинку и помог муравью встать на ноги. Отдохнул немного муравей, поднял свою ношу и снова пополз по камню вверх. И снова, только он добрался до середины, как ветер опять его сбросил. Так было много раз. И все-таки, когда солнце уже склонилось к вечеру, муравей со своей ношей вполз наконец на вершину камня и начал спускаться к муравейнику.

Бадмараку стало стыдно.

— Муравей такой маленький, — сказал он, — а все-таки достиг цели. Я же человек, разве я слабее муравья!

— Ты верно говоришь, Бадмарак, — услышал он вдруг человеческий голос. — Вот видишь, ты еще так мало учился, а думаешь уже, как мудрец. Как же ты будешь мудр, если станешь ученым!

Это говорил муравей, уже спустившийся с камня со своей тяжелой ношей. Он оказался в самом деле не простым муравьем.

Бадмарак вернулся к учителю в школу. И ученье не казалось ему больше трудным. Он стал великим ученым, и мудрость его радовала людей.

Дочь дровосека [67]

Одни люди рассказывают, будто случилось это с Сиу Лиен, дочерью мандарина Ду Чжи, которого за воровство и нечестность в исполнении своей должности император велел казнить под окнами своего дворца. Другие же рассказывают, что было вовсе не так и случилось это с девочкой Шань Хо, дочерью бедного дровосека Юаня, убившего на земле мандарина Ихунги фазана.

Говорят даже, что фазан и не ходил вовсе по земле богатого мандарина, а только пролетал над ней, когда Юань послал в него стрелу из своего лука и попал ему прямо в глаз.

Юань очень обрадовался такому счастливому выстрелу, поднял убитого фазана и понес к себе в хижину, где его ждали дети. Жена Юаня умерла, а детей у него было много. Кормить их Юаню было трудно, и, кроме ягод лесных и трав, что они собирали в лесу, детям редко что перепадало.

Поэтому, когда отец принес фазана и велел сварить из него суп, они с радостью стали собирать сухую траву, чтобы поскорее развести огонь в очаге.

Больше всех старалась Шань Хо, заменявшая братьям и сестрам мать.

Она принесла воды из ручья, вымыла хорошенько котел, в котором уже пауки заплели паутину — так долго в нем ничего не варили, — и поставила его на огонь.

Но в то самое время, когда огонь в очаге хорошо разгорелся и суп в котле начал кипеть, явилась в хижину стража.

Один из стражи заглянул в котел и сказал:

— Сколько ни стоит Поднебесная, никто не видел, чтобы у бедного дровосека варилась на обед птица, которая украшает даже стол императора. Значит, правду сказали нам, что ты вор и убил фазана на чужой земле. За это ты будешь строго наказан.

И тут стража схватила Юаня и увела с собой.

Судил Юаня сам император и присудил, как велит закон, отрубить за воровство руки.

Посадили Юаня в тюрьму и стали готовить к казни. Назначена она была скоро, так как сам император хотел при ней присутствовать. А императору ведь некогда ждать.

Но перед самым днем казни доложили императору, что дочь Юаня просит ее выслушать.

Император велел впустить ее. Шань Хо вошла в залу и упала перед повелителем на колени.

— Я дочь Юаня, — сказала она. — Ты судил его за то, что он убил на чужой земле фазана, чтобы накормить нас, и велел отрубить ему руки. Если так велит закон, то прошу тебя — возьми мои руки, пусть палач отрубит их и оставит нам руки отца. Они кормят нас, они нужнее, чем мои. Мои же руки еще слабые и не могут прокормить сестер и братьев.

При этом Шань Хо протянула императору свои маленькие руки. Император сказал:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Так дровосек Юань будет наказан еще более сурово за свое дерзкое воровство. Приходи завтра на этот двор перед моими окнами, где палач будет ждать тебя. Он отрубит твои руки вместо рук твоего отца.

И император отпустил Шань Хо.

А когда пришло утро и наступил час казни, он велел посадить Юаня у окна, выходящего во двор, где посередине возвышалась плаха и дожидался палач с тяжелым мечом, а вокруг толпился во множестве народ и стояла стража, опиравшаяся на свои копья.

Во двор ввели Шань Хо, и Юань мог видеть ее и слышать все, что говорит император.