Избранное - [184]

— Вчера там было не место для мужчин.

— Подождите, Хоуп, — вмешался дядя. Дядя повернулся к мисс Хэбершем. — Для вас есть дело в городе, — сказал он. — Не понимаете?

Теперь мисс Хэбершем смотрела на дядю, но он все еще сидел вполоборота, не откинувшись на спинку сиденья, и пока еще не думала сдаваться — смотрела, выжидая, и как будто вовсе даже и не сменила одного противника на другого, а без всякого колебания или запинки приняла бой с обоими, не прося пощады, не бахвалясь.

— Уилл Лигейт — фермер, — продолжал дядя. — Кроме того, он просидел там всю ночь. Ему надо пойти домой, у него свои дела есть.

— Неужели у мистера Хэмптона других помощников нет? — сказала мисс Хэбершем. — Для чего же их держат?

— Так ведь это просто сторожа с ружьями, — сказал дядя. — Лигейт сам говорил нам с Чиком вчера вечером, что, если найдется достаточно людей, которые решатся на такое дело и захотят настоять на своем, они все равно прорвутся, несмотря на него и Таббса. Но вот если женщина, леди… белая леди… — Дядя остановился, замолчал: они вперились друг в друга, и, глядя на них, он опять вспомнил дядю и Лукаса в камере вчера вечером (вчера вечером, конечно, а как будто годы прошли); и опять ему показалось (только сейчас дядя и мисс Хэбершем действительно уставились друг другу в глаза, а не впивались друг в друга с тем сверхчеловеческим напряжением всех чувств, в совокупности которых какое-то одно жалкое, сбивчивое, обычное человеческое восприятие вряд ли значит больше, чем умение разбирать санскрит), будто перед ним два последних оставшихся игрока в покер разыгрывают банк —…просто будет сидеть там на виду, так что первый, кто пройдет мимо, успеет раззвонить об этом задолго до того, как на Четвертом участке заправят машины, чтобы в город ехать… а мы тем временем успеем добраться туда и разделаемся с этим, покончим раз и навсегда…

Мисс Хэбершем откинулась назад медленно, пока не прислонилась к спинке сиденья.

— Значит, я должна сидеть там на лестнице, раскинув веером юбки, — сказала она, — или, может, даже лучше — прислонившись спиной к перилам и упершись ногой в стенку кухни миссис Таббс, пока вы, мужчины, которые не удосужились вчера задать этому старику негру несколько вопросов, так что ему вечером не к кому и обратиться было, кроме как к мальчику, к ребенку… — Дядя промолчал. Шериф стоял, нагнувшись к окошку, дыша широкими, глубокими вздохами, не то чтобы тяжело, но просто, должно быть, как надо дышать такому громадному человеку. — Везите меня сначала домой, — сказала мисс Хэбершем. — У меня там набралась кой-какая починка. Не буду же я сидеть полдня без всякого дела, чтобы миссис Таббс подумала, что ей надо меня разговорами занимать. Везите меня сначала домой. Я уже час тому назад поняла, как вам с мистером Хэмптоном не терпится поскорей с этим разделаться, но на это вы все-таки можете выкроить время. Алек Сэндер может пригнать мою машину к тюрьме по дороге в школу и оставить ее у ворот.

— Есть мэм, — сказал дядя.

Глава шестая

Итак, они повезли мисс Хэбершем к ней домой, на окраину города, и через запущенную, косматую кедровую рощу подъехали к некрашеному портику с колоннадой; здесь она вышла из машины и пошла в дом и, по-видимому, даже и не останавливаясь — на черное крыльцо, потому что они сейчас же услышали откуда-то из-за дома, как она кричит на кого-то — должно быть, на старого негра, брата Молли и шурина Лукаса — громким, срывающимся голосом, немножко осипшим от усталости и оттого, что она не спала ночь; затем она вышла с большой картонкой в руках, набитой чем-то вроде выстиранного неглаженого белья и длинных мягких тряпочек и скрученных чулок, и снова уселась в машину, и они поехали обратно к Площади по чистым тихим утренним улицам; большие старые деревянные обветшалые дома времен основания Джефферсона, укрывшиеся среди заросших, запущенных газонов, среди старых деревьев и переплетающихся корнями благоухающих цветущих кустарников (названия которых мало кто знает из жителей моложе пятидесяти лет), кажутся до сих пор — даже если в них и живут дети — обиталищем каких-то призрачных теней женщин, престарелых девиц и вдов, которые и сейчас, семьдесят пять лет спустя, все еще ждут запаздывающих телеграфных известий о битвах в Теннесси, Виргинии и Пенсильвании; дома эти теперь уже не глядят на улицу, а заглядывают через плечи послезавтрашних новеньких, маленьких, чистеньких одноэтажных домиков, спроектированных в Калифорнии и Флориде и поставленных, вместе с подобающим каждому из них гаражом, на аккуратном участке с подстриженной травой к унылыми цветочными клумбами, по три и четыре домика на участок — такое дробное деление двадцать пять лет тому назад показалось бы несколько мелковатым для одной приличной подъездной площадки перед фасадом; там живут молодые процветающие супруги, у каждой четы двое детей (как только они могут себе это позволить), у каждой своя машина, все они члены местного клуба, и клуба, где играют в бридж, и ротарианского и коммерческого клубов, у каждой патентованные электрические приборы для стряпни и охлаждения и чистки, и опрятные щеголеватые цветные горничные в наколках, которые орудуют этими приборами, звонят по телефону друг дружке из дома в дом, болтают в то время, как жены, в сандалиях и в брюках, с покрытыми лаком ногтями на ногах, попыхивают испачканными губной помадой сигаретками, набивая покупками сумки в бакалейных лавках и магазинах.