Избранное - [6]

Он герой из оперетты,

Гондольер на Гранд Канале.

Видит, прыть скрывает дева;

Пригласил: «Поедем, что ли?»

Жестом страстного Ромэо.

А в игрушечной гондоле,

Лакированно и чисто,

Яркий коврик для приманки.

Жестом первого артиста

Сесть помог американке.

Под мостом ушедших вздохов,

Слово дадено гитарам,

Млеет томная дуреха,

Гондольер поет не даром.

В тайну промысла проникши.

Потому, что верил вздоху,

Пережил эпоху рикши,

И извозчичью эпоху.

Он как дож при лунном свете,

В рамках признанных приличий.

У него жена и дети

Ждут удачливой добычи.

ТОРО

Нет у быка боевого задора,

Зверь окружен похоронным конвоем.

В Мексике бык называется — торо,

А матадор, по ошибке, героем.

В ярком параде ни славы, ни толку,

Тешатся люди забавою дикой.

Жгучею болью вонзаются в холку,

С пестрыми лентами, пика за пикой.

Кровь человеческой мерою мерьте,

 Жути не скроете тысячью граций;

Торо поваленный просит о смерти,

А матадор за убийство — оваций.

В море людском взрыв пещерного гула,

В диком экстазе приличье забыто.

Только в спокойном приличьи два мула,

Тело быка волокли деловито.

САРАГОССА

Там в вере упрямы,

Изящны в осанке.

Там буднями в храме

Испанцы, испанки.

Распятие в нише

И свежие маки.

Прохладою дышет

Алтарь в полумраке.

Для сердца подарки,

Рассветные росы;

Днем будничным, жарким

В церквях Сарагоссы.

Задвигались складки

По черному платью,

При свете лампадки,

Движенье к распятью.

Устои гранитны,

Церковного свода.

Насущность молитвы —

Обычай народа.

Так будет и было, —

Решает все битвы;

Главнейшая сила —

Упрямость молитвы.

У МОНТЭ МИЛЕТТО

За спиной сандалии,

Босиком идут.

Девочкам в Италии

Снится Голливуд.

По тропинке с ношею

Движутся цветы.

Путь с мечтой, хорошею

Только для мечты.

Грусть мечтою плавится,

С ней любовь нежней…

От мечты красавицы

Расцветут пышней.

Юность вечно модная,

Детства ярок день,

Звездочки природные,

Горных деревень.

Пусть не платит ранами

Жизненная плеть.

Звездами экранными

В баре не сгореть.

Чтобы им не кланяться

Век перед толпой;

Пусть мечта останется

Вечною мечтой!!!

СТИХИ О КОЗАХ

В Перинеях июля жара,

Гонит стадо все выше и выше.

Ранней тенью закрыла гора,

Плоским камнем, покрытые крыши.

По уступам базальтовых гряд

Зелень тянется к снежной верхушке.

Боевая игривость козлят

Не дает размечтаться пастушке.

Мир иной, и девчонка не та,

Не к лицу ей плачевные роли.

У нее о грядущем мечта,

Без проклятий сегодняшней доле.

Я бы с радостью снова прошел

По тропинкам спокойного края.

На скале, без движенья, козел

Дон-Кихотом стоял, засыпая.

А в душе нерешенный вопрос:

Не унять беспокойного зуда,

Как мне снова на общество коз

Променять кутерьму Голливуда?

ФУТБОЛ

Мне больше всех земных утех

Бальзам, от боли и урона,

С мячом законченный пробег,

Ковром зеленым стадиона.

В кругу несчастий и удачь,

Вперед толкающие бури.

Там у ворот, в борьбе за мяч,

Большая жизнь в миниатюре.

Ребят здоровая гурьба,

И мышцы в бронзовом порядке.

На поле честная борьба,

Без политической подкладки.

Она ушла, ее любил,

Страданья временно забыты.

Чудесно гореч растворил,

Забитый мяч, и плач защиты.

Был в комсомоле, — я не вру.

Обрел в борьбе мечту желаний;

За результатную игру,

Освобожденье от собраний!

Но как бы не был зло-упрям,

Огонь горячего подростка.

Была бушующим страстям

Границей, белая полоска!

ОДЕССА

Не исторический Мадрид,

И не бесцветная Калуга;

Любой найдет в Одессе друга,

Она сегодняшним бодрит.

Там всех народностей процент,

А всех процентов больше сотни.

Свое под каждой подворотней,

Во всем особенный акцент.

Несут, не зная, красоту,

С Востока, Запада и Юга,

И часто северная вьюга,

В одесском нежится порту.

Всему живительная смесь,

Всегда незлобная улыбка,

Там исчезает очень шибко,

Приезжих, северная спесь.

Бушует ищущая рать,

Не потому, что край южнее;

Любой грамматики важнее,

Ее «особенная стать».

Живую прелесть не унесть,

Во всем, веками многолика;

Там даже в слове Бени Крика,

Мысль древнегреческая есть.

ОДЕССА

В Одессу пришел с опозданьем.

Содрали, как перья на курице,

Стиляги ненужным стараньем,

Красу Дерибасовской улицы.

Но мне рассказал посторонний,

За кофе и порцию пончика,

Барышник в кафе Фанкони,

О подвигах Миши Япончика.

Одесская быль многолика,

Веками она не раструсится.

Изящного Беню Крика

Тошнила махновцев безвкусица.

Там сливы срывая с ветвей,

Чужого и чахлого садика,

Я раньше еврейских детей

Увидел живого Цадика.

Он умно глазами измерил,

Ругать не набросился рьяно,

Но Ицеку я не поверил,

Что Цадек умней капитана.

Мне Богом был каждый моряк,

Не ангельски чистым, но смелым,

Ему Воронцовский маяк

Указывал путь в Дарданеллы!

ПО СТАРЫМ ДОРОГАМ

Бывший пленный, с нынешним комфортом

Вновь заплыл в исхоженные дали.

Вот и дом, в году сорок четвертом,

Здесь у немки, колбасу украли.

Через двадцать лет, пришел с подарком;

Плед нью-йоркский, шерсть горит узором.

Где же та, крикливая баварка,

С вилами бежавшая за вором?

Вот она, добротно пополнела,

На поклон ответила несмело.

У нее глаза совсем не вражьи;

Позабыла даже о пропаже,

Пригласила вежливо к обеду.

И в уме, цену прикинув пледу,

Все старалась дать деньгами сдачу,

Но потом условились иначе;

Если вновь беглец славянской расы,

Обойдет граничную заставу,

И в кладовке пропадут колбасы; —

Обещала не сердиться, Фрау!!

ВЬЕТНАМКА

На кволой кочке хижина,

Вокруг вода и рис.

Там женщина унижена,