Избранное - [39]

Базаржав и в самом деле искусно владел укрюком. Этого у него нельзя было отнять.

У загона пыль стояла столбом, топот копыт не утихал. Некоторые арканщики стояли уже со сломанными укрюками; кое-кто, упустив их из рук, гонялся за жеребятами, волочащими укрюки по земле.

До вечера успели заарканить тридцать жеребят, которые теперь, взбрыкивая, жаловались тонкими голосами и никак не могли успокоиться. Кобылицы продолжали призывно ржать.

Закончив с жеребятами, все вошли в юрту и, соблюдая обычай, стали спрашивать друг у друга: «Спокойны ли жеребята?» Затем началось чаепитие. Незаметно подошло время доить кобылиц. Здесь надо заметить, что на первых порах подпускать жеребят и отделять их от кобылиц бывает не менее трудно, чем арканить. Проходит значительное время, пока они утихомирятся и станут ручными. Базаржав засобирался на дойку, но Цокзол остановил его:

— Сынок! Ты сними свои гутулы и надень вон те войлочные, а то жеребята так тебе их уделают, что придется потом выбрасывать.

Базаржав охотно согласился. Во время дойки он успевал еще переговариваться с Улдзиймой, хотя ему нелегко было совладать со взбрыкивающими жеребятами.

Он решил осторожно намекнуть на свое письмо, которое отправлял с Дамдином, и соврал, что очень ждал ее возвращения из города. Улдзийма, поверив ему, кокетливо улыбнулась:

— Неужели?

Базаржав весь день находился у Цокзола, а тот не мог нарадоваться и нахваливал его перед гостями:

— Отличный парень, если, конечно, иметь к нему подход! Безотказный!

Улдзийма, вся превратившись в слух, старалась не пропустить ни единого слова отца.

Наступил долгожданный полдень. По обычаю в этот день празднуют урс. Из всех соседних и близлежащих айлов приехали на него старики, молодежь и дети. Многие привезли с собой архи и немало всякого угощения, собираясь участвовать в урсе на паях с хозяином.

Побывать на урсе всегда интересно, и он, как правило, собирает много народу. Сначала на солнечной поляне стелят дорожкой для гостей самый лучший войлок и ковры. Перед ней в большом корыте выставляется уже зажаренный валух. Стоит он на собственных ногах, точно живой, со всеми своими внутренностями, которые ценятся здесь очень высоко.

Затем ставят в ряд архи, вино и другие спиртные напитки. После этого в деревянном ведре приносят кумыс от утренней дойки — для кропления.

Все здесь имеет свой строгий порядок и смысл… После того как все усядутся, двое берут ведро с кумысом и трижды обходят загон, где уже собран к этому времени весь табун. Обычно это большой круг, только огороженный не жердями, а натянутыми веревками. При этом они из деревянной поварешки с девятью едва заметными дырками (по числу добродетелей) кропят кумысом в сторону табуна, мелодично выкрикивая: «Цо-он-цод, цо-он-цод!», обращаясь к духу-хранителю табуна. Делают они это попеременно — так велит обычай.

А жеребенку с хадаком, тому, который родился первым в табуне, преподносят на пробу пучок ковыля и кумыс из того же самого ведра.

Теперь наступает не менее торжественный момент. К столу, где уже курится можжевельник, приглашается самый почетный гость урса, которого и просят возглавить праздник.

Приступая к своим обязанностям, он в первую очередь читает молитву «Нам даг сан». Затем начинается ритуал преподнесения каждому из участников праздника нарезанных кусков валуха.

До этого на самом почетном месте разжигается небольшой костер, которому приносят в жертву берцовые кости. Затем распорядителю празднества подносят крестец валуха, четыре самых крупных и жирных ребра, внутренности, включая и вареную кровяную колбасу. Раздачу он начинает с крестца, отрезая от него небольшие кусочки.

После этого лучший знаток благопожеланий — юролов произносит восхваления в честь табуна и урса, и начинается пиршество: теперь уже всем можно и есть, и пить.

К концу урса продолжать празднество остаются лишь самые большие любители архи да старики. Большинство гостей разъезжаются. Только некоторые задерживаются, чтобы помочь хозяевам во время вечерней дойки кобылиц.

У Цокзола главой урса был старик Галсандоной, большой любитель и знаток всех праздников и надомов. Поэтому урс прошел без малейшего отклонения от древних обычаев.

Когда праздник урса был в самом разгаре, с южной стороны гурта показался человек верхом на верблюде. Он прямиком направился к юрте Цокзола.

Дети, первыми заметив его, закричали:

— Смотрите, кто это?

— Всадник на верблюде!

— Наверное, на урс едет!

Тем временем всадник подъехал уже совсем близко, и Цокзол, вглядываясь в него, воскликнул:

— Это ведь Должин-гуай! Да-да, она!

— Ой! Что же будем делать? — всполошилась Цэвэлжид и поспешила отправить соседского мальчишку навстречу гостье.

Старушка Должин была, как всегда, босая, в своем неизменном коричневом тэрлике из далембы. Поприветствовав всех, она обратилась к Цокзолу:

— Спокойны ли жеребята?

У Цокзола в это время рот был полон жирного мяса, и только проглотив его, он ответил:

— Спокойны! Благополучен ли был ваш путь? — Затем пригласил ее на почетное место — гости сразу же расступились и освободили хоймор.

Должин села и, ответив Цокзолу на его приветствие, стала разглядывать гостей, словно разыскивая среди них кого-то.