Избранное - [40]

— Товарищи, вы не забыли, что послезавтра у нас партсобрание?.. То-то… Вопросы стоят животрепещущие. Пригласите из своего цеха и беспартийных.

Секретаря партколлектива у нас очень уважают. Когда он выступает с докладом, время ему не ограничивают.

— Не подведет и без регламента, — говорят рабочие, — Борис Сергеевич не такой…

И Корнеев, действительно, никогда не затягивал. Займет своим докладом минут сорок и за этим говорит:

— …В заключение, товарищи, под всем сказанным я должен подвести черту, — и подведет ее минут за пять, никак не больше.

Не то, что некоторые докладчики — скажет:

— …В заключение я должен сказать, — и говорит минут пятнадцать.

Потом снова:

— …В заключение я должен сказать, — и опять минут десять заключает.

Федор Петрович Перепелицын в президиум попасть боится и чаще всего приходит на собрание, когда президиум уже выбран.

— Я, — говорит он, — человек робкий. А вдруг придется председательствовать, а докладчик попадется, которого не остановишь…

Если выступал с докладом Корнеев, Федор Петрович не боялся попасть в президиум, наоборот, он тогда давал почувствовать сидящим рядом с ним, что сегодня он непрочь быть в президиуме и даже согласен председательствовать.

2

Семнадцатого марта Корнеев часа за полтора до конца работы пошел по цехам.

— Товарищи, — говорил он, встречаясь с коммунистами, — на сегодняшнем бюро обязательно должен присутствовать весь актив. — Говорил это Корнеев голосом убедительным и серьезным. На повестке дня стояли немаловажные вопросы. Корнеев был спокоен. Все вопросы казались ему продуманными до конца.

В конце заводского двора, где был сложен уголь, его внимание привлекли мальчуганы, сидевшие верхом на заборе. Корнеев прибавил шагу. Мальчуганы — с забора. У всех за плечами мешки. Их было человек пятнадцать. Они нестройно отступали от завода.

Корнеев полез на забор и увидел, что по ту сторону его валялись кошелки, немного поодаль, под акациями, стояла, тачка, на которой через верх был навален уголь.

Корнеев погрозил мальчишкам.

Он слез с забора и позвал чернорабочих, кативших по узкоколейке вагонетку с поковкой из кузнечного цеха.

— За забором уголь, товарищи, — сказал он обидчивым тоном, — ребятишки растаскивают. Наш уголь. И тачку заберите. Надо, товарищи, за углем поглядывать. — В первую минуту Корнеев всю вину взвалил на чернорабочих.

«Тоже… Хозяева называются. Из-под носа у них воруют. Так, пожалуй, когда-нибудь целый цех упрут».

Корнееву пришел на память такой случай. Однажды он шел по набережной. Вокруг вагонов и элеватора, где шла разгрузка зерна, столпилось много рабочих, и никто из них не обращал внимания на то, что шагах в двадцати от них с лесного склада какие-то мальчишки тащили доски.

— Товарищи, что же вы не пугнете их? — упрекнул он рабочих.

— Это не наше дело, воруют не у нас, — ответил ему рабочий, сидевший на береговой тумбе и мирно куривший папиросу.

И тогда, как и сейчас на чернорабочих, Корнеев обиделся на грузчиков:

«Разве это хозяева?»

Но сейчас главная вина лежала не на чернорабочих (Корнеев это сразу понял).

«Охрану надо взгреть. И директора завода… Какой он директор, если не знает, как охраняется завод?»

Корнеев зашел в инструментальный цех. Окна в этом цехе выходили на улицу. На одном окне сетчатая решетка была порвана, и в образовавшуюся дыру свободно мог пролезть человек.

— Мартынов! — сурово сказал он мастеру цеха. — Ты был на бюро, когда говорили, что все недочеты в охране завода надо ликвидировать немедленно?

— Я принял меры…

— А где же они, эти меры? — вспылил Корнеев, — в дыру вылетели?

Мартынов смутился, и густая краска ударила ему в лицо; особенно ярко покраснели уши.

…Инструментальный цех одним из первых объявил себя ударным. На всех собраниях на этот цех указывали, как на образцовый. В местной газете был помещен портрет Мартынова и заметка к портрету под заголовком: «Мастер образцового цеха».

Сейчас Мартынову было очень неприятно услышать о своем промахе. Неприятность эта усугублялась еще тем, что об этой решетке в инструментальном цехе говорили уже не раз. Первый раз ее прорвал в 1921 году Сидоров.

— Зачем это? — спросили его.

— А чтобы не бегать на проходную после обеда с судками, а передавать их домашним через эту дыру.

Оказалось, что Сидоров передавал в дыру не пустые судки, а с «салом»[1].

Другой раз решетку прорвали воры со стороны и унесли много инструмента. Последний прорыв был года полтора назад. Тогда срезали почти все провода.

Правда, в то время Мартынов еще не был мастером, поработал в этом цехе и обо всех случаях с решеткой знал. Но все же ему захотелось найти смягчающие вину объективные обстоятельства.

«Я лучший мастер на заводе. Обо мне и в газете писали и на собраниях говорили, а Корнеев недоволен мною», — подумал Мартынов. Он обиделся:

— У меня цех перегружен заказами, ни одного свободного дня от заседаний — член бюро ячейки, член бюро по рационализации, заочный комвуз, председатель жакта, — ответил он Корнееву.

3

Шел Корнеев по двору завода, слегка наклонив голову, и думал…

Есть некоторые секретари партячеек, для которых все вопросы до чрезвычайности несложны и много размышлять над ними будто бы не к чему. Такие секретари начинают размышлять только в самую критическую минуту, ругая при этом актив, который, по их глубокому убеждению, никуда не годится и является главным виновником того, что вопросы, требующие четкого и немедленного разрешения, стоят на месте, как тяжело нагруженные вагоны.