Избранное - [36]

Хотел машинист Булатов открыть окно, но жена его, Ирина, «христом-богом» умолять стала:

— Да ты что! Разве это можно?! Чтоб снаряд влетел! Ума в тебе нету! — схватила Булатова за руку и оттащила от окна.

В люльке сынишка-одногодка заплакал, Ирина к нему метнулась, на руки взяла, пестует.

Знает Ирина, что надо сыну, но грудь у нее плоская, как доска, а купить молока — нет денег.

Каждый день плачет надрывно сынишка, и слезы эти, как камни, в грудь Ирине, и она попрекает:

— Ну, что же ты со своими красными? Каждый день все обещаешь — «сегодня белых погоним. Украину возьмем»… Где ж?

Булатов у окна сидит, лицо тоскливое.

— Чего молчишь? И-и-и, бессовестный ты!

Расстегнула кофточку, уткнула неунимающегося сынишку в пустую грудь и запричитала:

— Все люди, как люди, а здесь… Господи, господи… Разве это муж? Так — чучело какое-то.

Булатов поднялся со скамейки, посмотрел на жену застывшими глазами, сказал:

— Не скули. Где мой пиджак? В депо пойду.

Ирина положила сынишку в люльку, к одежде кинулась:

— Не дам я тебе пиджака. Зачем идти? Вчера дежурил — еще что надо? Неровен час, убьет снарядом, тогда мне что делать?

Булатов легонько отстранил от вешалки жену, надел пиджак, голосом ровным сказал:

— Зачем меня убивать будут? А в депо я иду потому, что сегодня наступать будут… Может, паровозы потребуются.

Взглянула Ирина в глаза мужу, увидела в них знакомые ей упрямые огоньки и ничего не сказала.

Булатов вышел на улицу.

Как заблудившийся пчелиный рой, шумят пули, решетят окна высоких домов…

Пришел Булатов в депо — никого не видать. Тихонько сопит дежурный паровоз, кочегар спит в паровозной будке.

Посмотрел вокруг, везде одно: недобрая тишина.

Под потолком, на рельсовых переплетах, воркуют голуби, воробьи чирикают, загаживают пометом верстаки…

У Булатова нервно задергались веки, он вышел из депо и направился к станции.

Пусто на путях, нет ни одного вагона. Поле просторное, а не станция. И только рельсы напоминают, что здесь была жизнь, бегали вагоны, весело подталкивая друг дружку…

Смотрит Булатов на рельсы, покрывающиеся ржавчиной, и ему кажется — тоскуют рельсы о вагонах…

Гулкий орудийный выстрел спугнул тишину, снаряд перелетел через станцию… Вспахал землю.

Булатов остановился.

Выстрелы зачастили, свистят снаряды, разрываются…

Булатов повел глазами по полю — на зелени чернеют воронки от снарядов, будто осела стая галок. На рельсах — бронепоезд, весь окутан дымом и пылью, орудия огнем сверкают…

Бронепоезд идет к станции. Булатов направился к нему навстречу.

Минут через пять бронепоезд подошел к депо и остановился. Из паровоза выскочил командир; левая бровь у него рассечена, кровью застилает глаз. Командир заметил Булатова, подбежал к нему:

— Товарищ, дорогой, понимаешь, — снаряд в паровозную будку попал и убил машиниста. Где вот теперь найти мне машиниста?

Командир вытер кровь, застилающую глаз, повторил:

— Ни одного нет. Скажи: где найти? — Командир ругнулся со зла — саботажники!

Булатов ответил:

— Я машинист. А саботажниками-то зря лаешься. Как же нам сюда ходить, коли ползать впору? А с твоим бронепоездом я поеду…

Булатов вспомнил жену и плачущего ребенка.

— Дай-ка кусок хлеба, я в одно место отнесу и через минуту вернусь!

Командир схватил за руки Булатова:

— Дорогой братишка, я не всех саботажниками ругаю, а тех, что саботажничают…

Подскочил к бронеплощадке, крикнул:

— Бойцы, дай-ка хлеба буханку!

Из бронеплощадки высунулся красноармеец, удивленно посмотрел на командира обветренными глазами:

— Товарищ командир, хлеба — две буханки на всю площадку.

— Отломи половину. Да живей!

Булатов взял хлеб и побежал домой. Глаза расцвели, на лице радость. Вошел в хату, хлеб Ирине сует:

— На-ка.

Взял из люльки сынишку, щекочет ему живот:

— Э-э, ты, плакса! Сейчас мамка подзакусит, и ты молочка попьешь… Ух, ты, пассажир первого класса! — И опять положил его в люльку.

— Ты ешь, Ирина, побольше, а я опять на станцию побегу.

У Ирины хлеб в горле застрял:

— Опять на станцию! Зачем?

— Надо мне. Ну, я бегу, некогда.

— Не смей! На улице-то пушки как гремят. Не смей, тебе говорю!

— Брось ты шуметь, не говори, чего не следует. Я бегу.

Вслед за Булатовым, схватив на руки сынишку, выбежала Ирина.

Булатов бежал, не оглядываясь. Он не слышал выкриков жены.

Когда прибежал на станцию и залез на паровоз, увидел: на перроне стоит Ирина, — волосы выбились из-под платка, растрепались, на руках у нее сынишка. Ирина плачет.

Командир торопит:

— Товарищ, надо отъезжать. Наши в атаку пошли. Поддержка требуется.

Булатов высунулся из окна паровозной будки, крикнул жене:

— Ты иди домой. Не дури, Ирина!

Ирина сошла с перрона, Подвинулась к рельсам:

— Ты не поедешь! Я на рельсы брошусь. Ей-богу, брошусь!

Булатов передвинул рычаг, открыл топку, бросает уголь… Бронепоезд сердито засопел поршнями…

У Ирины выцвели глаза, зачастили слезы, ноги подкосились, и она опустилась на землю.

Бронепоезд пошел в атаку.

1926 г.

Домны горят

Посвящаю сестре

В. Бусыгиной

Рассказ

Над городом поднималось высокое и чистое голубое небо.

По главной улице, громыхая колесами и неугомонно дребезжа сигнальными звонками, бежали трамваи, переполненные пассажирами.