Избранное - [66]
— Тебе только что звонили из дому. Муж просил чуть попозже позвонить.— С этими словами Кэндзо обратился к О-Кину, после чего направился в соседнюю комнату.
— Ну что ты будешь делать. Две служанки в доме, а толку от них никакого.
О-Кину, досадливо прищелкнув языком, переглянулась с тетушкой.
— Такие теперь служанки пошли... Моя, так та наоборот, во все сует нос.
Пока женщины переговаривались, Синтаро, не выпуская сигареты изо рта, заговорил с печально сидевшим Ёити.
— К вступительным экзаменам готовишься?
— Готовлюсь... Но в этом году держать не буду.
— По-прежнему пишешь стихи?
Ёити, морщась, прикурил сигарету.
— У меня нет такой склонности к учению, как у тебя. А математику я просто ненавижу.
— Хоть и ненавидишь, но если не заниматься...
Синтаро прервала сидевшая напротив него тетушка, тихим голосом переговаривавшаяся с подошедшей к приоткрытой фусума сиделкой:
— Син-тян, мама зовет.
Погасив окурок, он встал. И, не взглянув на сиделку, прошел в соседнюю комнату.
— Проходи сюда. Мама сказала, что хочет тебя видеть,— кивнул ему головой отец, сидевший у изголовья больной. Синтаро послушно примостился рядом с ним.
— Ты меня звала?
Мать повернула к нему голову. В свете лампы, завешенной куском материи, лицо ее выглядело еще более осунувшимся.
— Понимаешь, Ёити не желает заниматься... Хоть бы ты ему сказал... Он прислушивается к твоему мнению...
— Хорошо, обязательно скажу. Кстати, только что мы уже с ним говорили об этом.
Синтаро ответил чересчур громко.
— Да? Смотри, не забудь... Я думала, что вчерашнего дня не переживу, а вот видишь...
Превозмогая боль, мать широко улыбнулась.
— Может быть, помог амулет Тайсяку-сам[163], — вот и жар спал; глядишь, еще и поправлюсь... Мицу говорила, что у ее дяди тоже была язва двенадцатиперстной кишки, а он через полмесяца поправился. Видно, не такая это страшная болезнь...
Синтаро до боли стало жаль мать, которая все еще надеялась на выздоровление.
— Конечно, поправишься. Непременно поправишься, лекарства обязательно помогут.
Мать кивнула.
— Давайте еще раз попробуем выпить.
Подошедшая сиделка ловко поднесла ко рту О-Рицу мензурку. Мать, зажмурившись, в два глотка выпила содержимое. На какой-то миг у Синтаро отлегло от сердца.
— Вкусно.
— Смогла все же принять наконец.
Сиделка и Синтаро радостно переглянулись.
— Раз стала принимать лекарство, все в порядке. В общем, залежалась ты, пора подниматься. И устроим праздничный обед, будем есть рис с красной фасолью.
Шутка Кэндзо вызвала у стоявшего на коленях Синтаро желание уйти. В это время мать неожиданно подозрительно глянула на него.
— Лекция? Где сегодня вечером лекция? — спросила она.
Испуганный Синтаро, ища спасения, посмотрел на отца.
— Никакой лекции нет. Нигде ее не будет. Так что можешь лежать спокойно.
Успокаивая О-Рицу, Кэндзо одновременно делал глазами знаки Синтаро. Тот поспешно поднялся и вернулся в ярко освещенную столовую.
Там по-прежнему сестра и Ёити тихо разговаривали с тетушкой. Когда он вошел, все трое повернулись, вопросительно глядя на Синтаро. Однако Синтаро молча, с каменным лицом, сел на свое место.
— Зачем тебя звали?
Молчание нарушила О-Кину, все еще зябко пряча подбородок в ворот кимоно.
— Ничего особенного.
— Значит, мама просто хотела посмотреть на тебя?
В тоне сестры Синтаро уловил раздражение. Но ничего не ответил, лишь горько усмехнулся.
— Ё-тян, не побудешь ночью с больной? — После непродолжительного молчания, зевнув, обратилась к Ёити тетушка.
— Хорошо... Сестра тоже обещала побыть этой ночью с матерью...
— А ты, Син-тян?
О-Кину из-под припухших век посмотрела на Синтаро.
— Мне все равно, не знаю.
— Син-тян, как всегда, колеблется. Я думала, поступление в колледж прибавит ему решительности...
— Наверно, он просто устал,— с укором ответила О-Кину тетушка.
— Тогда пусть сейчас ложится спать. Тем более что дежурить придется, наверно, не одну ночь...
— Ну что ж, пойду спать, ладно?
Синтаро поднес спичку к сигарете брата. Только что он видел умирающую мать и поэтому ненавидел себя за эту услужливость...
Синтаро поднялся на второй этаж и около двенадцати лег. Он действительно очень устал, тетушка не зря сказала. Но, погасив свет, долго еще ворочался с боку на бок.
Рядом тихо посапывал Кэндзо. Впервые за последние несколько лет он спал в одной комнате с отцом. Неужели раньше он не храпел, недоумевал Синтаро, глядя на спящего отца.
Перед Синтаро неотступно стоял образ матери — воспоминания о ней его преследовали. Воспоминания были самые разные, и приятные, и неприятные. Но все одинаково печальны. «Все прошло. И хорошее, и плохое»,— думал Синтаро, стараясь поудобнее пристроить на подушке голову с коротко остриженными волосами.
...Однажды, когда Синтаро еще учился в начальной школе, отец купил ему новую фуражку. С большим козырьком и высокой тульей, о такой Синтаро давно мечтал. Увидев ее, сестра О-Кину сказала отцу, что в будущем месяце будет репетиция хора и ей нужно сшить кимоно. Отец расхохотался и пропустил ее слова мимо ушей. Сестра разозлилась. Отвернувшись от отца, она стала ворчать:
— Ты любишь одного Син-тяна.
Отец все еще продолжал улыбаться.
— Одно дело фуражка, другое — кимоно.
Еще в юности Акутагава определил для себя главную тему творчества: бесконечная вселенная человеческой души и тайны человеческой психологии. За короткий срок, что был отпущен ему судьбой, он создал около полутораста новелл, эссе, десятки миниатюр, сценарии, стихотворения. Материалы для многих своих произведений писатель черпал из старинных хроник, средневековых анекдотов и феодального эпоса. Акутагва подчеркивал, что психология человека мало меняется на протяжении веков, и с тонким вкусом, неподдельным юмором и ярким литературным даром создавал свои бессмертные новеллы.
Акутагава Рюноскэ - один из самых знаменитых писателей Японии XX века. Тончайший психолог, обладатель яркого провидческого дара, блестящий новеллист, он соединил своим творчеством европейский и восточный миры.
Акутагава Рюноскэ - один из самых знаменитых писателей Японии XX века. Тончайший психолог, обладатель яркого провидческого дара, блестящий новеллист, он соединил своим творчеством европейский и восточный миры.
"Он читал Анатоля Франса, подложив под голову благоухающий ароматом роз скептицизм. Он не заметил, что в этой подушке завелся кентавр"."Темно-синие ивы, темно-синий мост, темно-синие лачуги, темно-синяя вода, темно-синие рыбаки, темно-синие тростники и мискант... И вот все это погрузилось на дно почти черной синевы, а тут вверх взмываете вы, три белых цапли...""Я сочувствую любому духу протеста в искусстве. Даже если он направлен против меня".Эти три цитаты из написанного Акутагава Рюноскэ (1892-1927) взяты почти наугад - выбраны тем же образом, каким гадают по книге стихов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
"Он читал Анатоля Франса, подложив под голову благоухающий ароматом роз скептицизм. Он не заметил, что в этой подушке завелся кентавр"."Темно-синие ивы, темно-синий мост, темно-синие лачуги, темно-синяя вода, темно-синие рыбаки, темно-синие тростники и мискант... И вот все это погрузилось на дно почти черной синевы, а тут вверх взмываете вы, три белых цапли...""Я сочувствую любому духу протеста в искусстве. Даже если он направлен против меня".Эти три цитаты из написанного Акутагава Рюноскэ (1892-1927) взяты почти наугад - выбраны тем же образом, каким гадают по книге стихов.
Одна из ранних книг Маркеса. «Документальный роман», посвященный истории восьми моряков военного корабля, смытых за борт во время шторма и найденных только через десять дней. Что пережили эти люди? Как боролись за жизнь? Обычный писатель превратил бы эту историю в публицистическое произведение — но под пером Маркеса реальные события стали основой для гениальной притчи о мужестве и судьбе, тяготеющей над каждым человеком. О судьбе, которую можно и нужно преодолеть.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.