Избранник - [52]

— А потом некоторые удивляются, куда золото девается, — мягко улыбнулся Лось.

Зал одобрительно загудел.

— Вот с полгода назад Кешу Брегмана шлепнули... помните такого?

Сашка превратился в слух.

— Понятно, что Федор Иванович волну гонит, клянется убийц из-под земли достать... а про то сказать забыл, что у Кеши и виза в Израиль давно заготовлена была, и счет в швейцарском банке нехилый... я вообще удивляюсь, как он столько прожил!

Зал захохотал. Этот парень явно знал, что следует говорить. По крайней мере, народ на каждое его слово реагировал необычайно живо.

Сашка просидел еще около часа, внимательно наблюдая за тем, как ладно, как профессионально работает кандидат в мэры, и начал помаленьку осознавать, что здесь есть что-то еще. Кроме профессионализма. Несмотря на всю красоту и слаженность действа, что-то тревожное сквозило в зале, но что именно, он всё никак не мог уловить.

Он осторожно переместился в первые ряды, но так, чтобы не попасться на глаза Лосю, вальяжно положил руку на спинку соседнего кресла и обернулся.

— Е-мое!

Прямо за ним, буквально через три-четыре ряда сидели возбужденные девицы, и глаза у них были те самые, знакомые до боли!

«Что это?! Кола? — начал судорожно соображать он. — Может быть, он им что-то подсыпает?»

Сашка начал всматриваться в остальных и увидел: не срастается. Девчонки сидели почти в самом центре ряда, а разносчицы сновали только вдоль проходов. Это был явный организационный прокол, но до середины рядов кола просто не доходила! Он тихо поднялся и, стараясь не привлекать к себе внимания, переместился на несколько рядов назад и тут же обнаружил еще одного мужика с точно такими же зрачками — и снова в центре ряда...

«Мама родная! Это что же получается?»

Эти люди вряд ли были членами его общины: общинники сейчас упорно соскребали снег со взлетной полосы. Но все эти, в зале, определенно были слегка не в себе. Они бурно реагировали на каждую шутку Лосева, яростно аплодировали наиболее удачным из них, но источника этих восторгов Сашка не видел. Реакция зала была абсолютно неадекватной. Так, словно по рядам носили не колу, а что-то куда как более горячительное.

Он поднялся и тихонько пошел к выходу.

— Голосуйте за Михаила Иваныча, — радужно улыбнулись ему напоследок закамуфлированные то ли под баптистов, то ли под адвентистов — в галстуках и костюмах — братки. — Вместе в будущее.

— Обязательно, — криво улыбнулся им Сашка. — Всенепременно.

Он прошел вниз по улице еще с десяток маленьких кварталов, вышел к мосту через речку и оперся о перила, наблюдая, как несутся по каменистому руслу ленные буруны.

— Чушь! — одернул он себя. — Ну, полная же чушь! Ну, не может ведь весь город наркоманить!

Сашка уже начал бояться своей собственной подозрительности. Старательно вентилируя легкие, он отправился вдоль русла Шаманки, обошел почти полгорода по периметру и остановился возле маленького, чуть выше окружающих его двухэтажных бараков, храма. На паперти сидел бородатый нищий с пластиковой баночкой из-под майонеза в грязных руках.

«А что, если это и впрямь спонтанная массовая „просветленность“, — на какой-то миг сдал Сашка назад, — и дядька прав?» Он помнил эти рассказы о совершенно безумных монахах, которые тем не менее по всем религиозным канонам считались просветленными. Как этот юродивый на паперти.

Сашка сунул нищему червонец, вошел в храм, с извинениями протиснулся мимо вставшей в проходе и не решающейся подойти к иконам поближе бабке, как его одернули:

— Куда прешься?

Сашка обернулся, чтобы посмотреть, кто это смеет нарушать благочестивую храмовую тишину, и замер. На него смотрели уже знакомые зрачки.

Это был первый раз, когда он совсем не испугался. Может, потому, что привык, а может, потому, что бабка была куда как менее опасным субъектом, чем, скажем, Федор Иванович, и куда как более понятным, чем три загашенные девицы в Доме горняка. Сашка придвинулся и заглянул прямо в старухины глаза. Точно. От радужки оставалась тонюсенькая каемочка по самому краю.

— Чего вылупился? — заморгала старуха.

— Не сердись, бабуля, — извиняющимся тоном попросил он. — Зрение у меня слабое.

— Ну, так иди себе с Богом, — мрачно послала его старуха.

— Спасибо, мать, — наклонил он голову, скользнул к выходу и стремительным шагом двинулся вверх по узкой и грязной улице — в центр.

Массовый характер «феномена расширенных зрачков» теперь стал совершенно очевиден. Но то, что ни бабка из храма, ни Федор Иванович не ширяются можно было принять за аксиому. А значит, это не был сознательный прием наркотиков внутрь.

«А если бессознательный? Скажем, через пищу, как спорынья?»

По Сашкиной спине пробежал противный холодок. Теоретически этот злаковый грибок мог оказаться в муке, а затем и в хлебе. Особенно при ненадлежащем контроле санитарной инспекции. А содержащиеся в нем микрограммы ЛСД способны вызвать и взрывное возрастание некоторых способностей, и сколь угодно массовые галлюцинации.

Но Сашка знал и то, что на каждый микрограмм ЛСД в спорынье приходятся десятки граммов сверхмощных токсинов, вызывающих гангрену конечностей и быструю, мучительную и практически неотвратимую смерть. Если бы это действовала спорынья, городок уже столкнулся бы не только с галлюцинациями, но и с проблемой массовых смертей. Именно так было во многих крестьянских провинциях Франции XIV века: сначала зараженный хлеб, потом религиозный психоз, а затем и мор — до десятков тысяч каждый божий день!