Избранницы Рахмана - [9]
– Но я сказал тебе правду, юный царевич, – нарушил наконец молчание факир. – Сегодня я не собирался давать представление, но утром что-то заставило меня прийти на площадь и развлекать недалеких зрителей до момента твоего появления. И только когда твой тюрбан мелькнул у лавок с притираниями, я понял, что именно для нашей встречи сегодня взошло солнце.
Рахман слушал своего собеседника не дыша. Ибо удивительное предчувствие в этот миг коснулось и его души. «О Аллах, неужели сегодня я наконец узнаю, что мне суждено?»
Факир понимающе усмехнулся. Он и в самом деле мог читать по лицам людей как в открытой книге.
– О нет юноша, я не могу тебе открыть, что ждет тебя в будущем. Ибо этого не знаю и я сам. И даже если бы знал – то все равно промолчал бы.
– Но тогда я ничего не понимаю, о факир…
– Некогда меня добрые мои учителя смогли так хорошо научить лишь потому, что я хотел учиться.
Рахман кивнул, не в силах от волнения проглотить комок, застрявший в горле.
– Единственное, юноша, в чем вижу я предначертанность нашей встречи – это в том, что я могу сделать так, чтобы ты тоже, как и я некогда, страстно захотел научиться. Хотя бы тому, что умею я …
– Тогда ты чем-то похож на ярмарочного зазывалу…
– Быть может, и так. Но я считаю это деяние почетнейшим из деяний. Ибо нет ничего лучше, чем показать ученику, как удивительно разнообразен мир… И как мудр тот, кто стремится познать его во всем необыкновенном разнообразии.
Рахман на миг позавидовал спокойной уверенности своего нового знакомого. Тот допил чай, аккуратно и бесшумно поставил пиалу и тщательнейшим образом вытер руки клочком темной ткани.
– Ну что ж, царевич, вот и настал миг, ради которого мы сегодня встретились с тобой. Закрой глаза и дай мне левую руку.
Юноша послушно закрыл глаза. Прохладные пальцы факира на миг коснулись его висков, потом кончика носа, потом подбородка. Потом царевич почувствовал, что его новый знакомый несильно сжал его левую руку своими ладонями. Подержал всего миг и отпустил. Рахман ощутил, как странный ветерок, которому неоткуда было взяться в тихой чайной, тронул щеки и прохладной струйкой протек по шее вниз.
– Открой глаза, мой друг, только очень осторожно.
Рахман, удивляясь собственному послушанию, сначала приоткрыл левый глаз, а потом открыл оба.
– Очень хорошо, юноша. А теперь проведи руками по лицу, как будто хочешь сотворить намаз.
Рахман провел пальцами по лицу. И едва не вскрикнул – словно не его рука, а огненные пальцы самого Иблиса Проклятого прошлись по щекам!
– А теперь, юный смельчак, посмотри вокруг!
Мир изменился в один миг. Полумрак чайной наполнился странными токами эфира, видимыми как едва заметные струйки дыма. Гладкий каменный стол под ладонями юноши оказался весь покрыт мельчайшими частицами… Лицо ощущало взгляды немногочисленных посетителей как теплые солнечные лучи. О да, сейчас юноша понял, как факир мог видеть с завязанными глазами! Рахман тоже закрыл глаза, но мир перед ним был по-прежнему видим удивительно отчетливо. Синяя чалма факира казалась мятно-прохладной, черный его кафтан согревал ощутимым током тепла. Каменная столешница была вся соткана из полос холода и жара…
Преобразился даже голос факира. Удивительные теплые бархатные ноты согревали и утешали, уговаривали, что все, происходящее вокруг – реальность, но реальность прекрасная в своей необыкновенности.
– Не бойся, юноша, открой глаза. Мир столь прекрасен, и не стоит закрывать глаза, чтобы любоваться им.
– И теперь я всегда буду видеть и чувствовать именно так?
– О нет, мой юный друг. Для того чтобы уметь так настроиться на все окружающее, нужны годы тренировок и упорство фанатика. Я лишь на несколько минут смог подарить тебе это умение. Ибо слишком много сил забирает это и у того, кто делится своим умением, и у того, кто это умение принимает. Сверхчувствительность, мой юный друг, как и всякое оружие, палка о двух концах. Она позволяет разглядеть, понять, ощутить многое из того, что сокрыто от посторонних. Но иногда эти ощущения могут убить того, кто ими обладает. Увы, и с этим также приходится мириться. Такова природа вещей, мой юный друг!
О как же захотелось Рахману, чтобы это удивительное и такое необыкновенное умение осталось с ним навсегда! Захотелось так, что слезы выступили из глаз.
Макама четвертая
И в это мгновение все кончилось. Исчезли полупрозрачные струйки дыма, что окутывали собеседников, стол вновь стал простым каменным столом, пропало тепло, что исходило от факира.
– Как жаль! – вырвалось у Рахмана.
– Не жалей, мой друг. Этим умением можно овладеть, и этот дар можно в себе развить, стоит только захотеть.
– Я так хочу этого, уважаемый! Хочу всем сердцем!
– Если твое желание будет таким же сильным, как и сейчас, то тебе останется только выучиться этому.
– Но где, мой необыкновенный друг, такое преподают? Ведь это же истинное колдовство!
– О нет, мальчик. Это просто обостренное умение, в той или иной мере присущее всем живым существам. Но вот научиться его усиливать, научиться владеть собой – это действительно почти волшебство. Но и это посильно. Ведь некогда, хотя и не так давно, как ты думаешь, постиг это искусство и я сам.
