Избранная поэзия - [11]
Шрифт
Интервал
В незрячем доме, верно, так темно…
Я помню сумрак деревенской спальни,
Где плющ завесил кружевом окно.
Но в детстве мне казалась веселее
Она всех комнат на земле.
В ее зеленоватой мгле,
Как в пахнущей листвой аллее,
Так сладко было по ночам не спать!
Когда ж заря, сквозь плющ алея,
Свои лучи бросала на кровать,
Который раз с упорством странным
Старалась зеркальцем карманным
Я луч сияющий поймать…
На окнах плющ разросшийся и гибкий
В проулке узком и слепом…
Я в тупике — мне выход незнаком.
А сквозь туман беззвучно зыбкий,
Откуда-то, где не редеет мгла,
Из неземных, быть может, измерений
Идут рядами чьи-то тени…
Какие их поймают зеркала?
«Пароходы, письма, поезда…»
Пароходы, письма, поезда,
Самолеты в небесах высоко
Зачеркнули слово «никогда»,
Стало близким грозное «далёко».
Мы, дерзая, обгоняем звук
В серебристой, стрельчатой ракете.
Для живых в пространстве нет разлук:
Мы гостим на небольшой планете.
К сердцу лишь дороги не нашли,
Сердце ждет, своей мечтой томимо…
Не заходят в гавань корабли,
Самолеты пролетают мимо.
Серебряная пыль
Мерцает ровный путь безлюдный,
Летит, летит автомобиль…
Как ювелир небесный, чудно
Посеребрив земную пыль,
Колдует месяц. Спят долины.
В осколках зеркала земля.
На прибранных полях чужбины
Чего ищу я у руля?
Ищу ль далекую равнину?
Лучи полуночной луны
В глаза бросают паутину
И заставляют видеть сны.
Труднее каждое движенье
И клонит голову к плечу.
Я уступаю руль лучу
И поддаюсь изнеможенью.
Блестит серебряная пыль,
Летит, летит автомобиль…
Плывут во всём великолепьи
Растрепанные ветром степи,
В цвету вишневые сады,
Как будто бы в пушинках снега.
Плетётся и скрипит телега;
Колёс глубокие следы
Видны на вязком чернозёме;
Её везут в ленивой дрёме,
Шагая с важностью, волы.
На нежной зелени пролеска
Белеют тонкие стволы
И серебрятся в лунном блеске.
Бежит четверка лошадей
В знакомой упряжи красивой,
И кони машут длинной гривой.
А песню юности моей,
Напев родной, напев печальный
Я слышу в воздухе хрустальном.
Степные ветры гнут ковыль,
Летит, летит автомобиль…
Вдали, весной проснувшись снова,
Разбивши зимние оковы
И затопляя берега,
Баштаны, пастбища, луга,
Шумит в стремительном напоре
Раскрепощенная река.
Звон бубенцов, песнь ямщика
И гул Днепра слились в просторе.
Бледней серебряная пыль,
Быстрей летит автомобиль…
Толчки, ухабы, повороты…
Раскрыты широко ворота.
Как встарь, два дуба у ворот
Кивают ласково листвою.
Здесь тополь киевских высот
В саду с пушистою травою,
Здесь ива плачет над прудом
И здесь тот серый старый дом,
Где всё мне памятно до боли,
До горечи, до едкой соли
Моих невыплаканных слез.
Бессмертный луч меня привез
К началу пройденной дороги.
Я снова в детстве — на пороге…
Взбегаю быстро на крыльцо,
Смеюсь, как девочка, беспечно,
Не замечая, что лицо
Склонила надо мною вечность.
«Что было нежностью согрето…»
Что было нежностью согрето
И что в слова нельзя облечь, —
Всё это встречу где-то, где-то,
Когда мне будет не до встреч.
Там с неизбежностью прощальной
Безрадостно и беспечально
Раскинется недвижный свод,
Там ждет паромщик молчаливый
У берегов подземных вод
Вблизи нешелестящей ивы…
«Безмолвна жуткая столица…»
Памяти Э. Л.
Безмолвна жуткая столица.
Гусиный шаг тупых солдат.
В двадцатом веке небылица
Страшней, чем сотни лет назад.
Горячий взгляд, тревожный шепот
И нежность скорбного лица…
И вновь шагов тяжелых топот
У оснеженного крыльца.
Под белым фонарем вокзала
Блеск обручального кольца —
Как отблеск светлого начала
Непостижимого конца.
«Я не хочу стучать в чужие двери…»
Я не хочу стучать в чужие двери
И греться у случайного костра.
Мне дороги мои, мои потери,
Уединенность мне сестра.
А за размах минувших дней широких,
За то, что я стихами говорю,
За смех детей, за пушкинские строки,
За энциан на скалах синеокий
Создателя благодарю.
«Мы жизнь, как башню, воздвигали…»
Мы жизнь, как башню, воздвигали
Из кубиков — из дней, ночей,
Из незатейливых деталей
И повседневных мелочей.
Играя, мы не замечали,
Что башня нас переросла,
Что в неглубокие печали
Боль настоящая вошла.
А ныне у подножья башни
Шумит и пенится поток.
Одна теперь и всё бесстрашней
Я жду: когда наступит срок?
Вода бурлит и камни лижет
Высокой башенной стены…
Пусть неизбежное всё ближе,
Но дни не мною сочтены!
Куда-то в ночь часы, мгновенья
Уходят, горестно звеня.
Былого золотые звенья
И плачут, и зовут меня…
«Где ты, девочка с мягкою чёлкой…»
Где ты, девочка с мягкою чёлкой,
Шестилетняя тёзка моя?
Разливались по синему шелку
Облаков белоснежных края…
Ты сказала, взглянувши на небо:
«С молоком светло-синий кисель!»
Над тобою смеялись… О, где бы
Мне найти тот веселый апрель?
Это было в каком-то апреле…
А в каком? — Потеряла я счет!
Мы устали, давно постарели,
Только девочка где-то поет,
Повторяет свои небылицы,
Так же молодо плачет она…
У какой тридевятой границы
Зеленеет все та же весна?..
«Уже бледней скудеющие тени…»
Уже бледней скудеющие тени.
В опавших листьях мертвая трава.
Мне жаль куста озябшего сирени:
Распалась прахом хрупкая листва.
Исчезли птицы — щебета не слышно,
А в мае песни зазвенят с утра;
Вновь голый куст залиловеет пышно,
Вновь станет теплой мерзлая кора.
Но мы? Но мы? Просить ли исступленно
О жалости и возносить хвалы?
Ведь здесь, как в храме стройные колонны,
Стремятся ввысь молитвенно стволы.