Изборский витязь - [160]

Только горшки с подожжённой смесью пока помогали мало - на заборолах всюду лежал снег, и если смола и попадала на открытую часть кровли, начинающийся пожар было легко потушить.

Наконец к воротам подполз таран. Осадная башня чуть качнулась на краю рва, но оперлась на остатки разрушенного моста и остановилась. Сокрушитель неверных, раскаченный кнехтами, дрогнул, пришёл в движение, и первый гулкий удар сотряс стены.

Услышав этот желанный звук, Даниэль, командующий осадой, остановил коня и перекрестился:

   - Господь помогает нам! Скоро крепость русских будет взята!

Но, как оказалось, это был ещё не конец осады. Сокрушитель неверных остановился слишком далеко от ворот, и каждый удар был слишком слабым, чтобы действительно разрушить их. Створки только дрожали, но не ломались. Кнехты выбивались из сил, стараясь раскачать таран посильнее.

Баллисты по-прежнему метали камни. Кое-где уже в деревянной городне зияли проломы, но все попытки рыцарей прорваться в город в этих местах пока заканчивались неудачами.

...Когда рыцари пустили в дело тараны и баллисты, Евстафий вообще забыл про свой дом. С начала осады он забегал в терем ненадолго - утешить жену и мать, ободрить сына. Но потом, когда опасность стала слишком близкой, он вовсе стал дневать и ночевать на стене, иногда спускался в молодечную, где наскоро успевал поесть щей или вовсе перехватить ломоть хлеба, завернувшись в плащ, немного вздремнуть на полати в углу, а затем снова поднимался на заборола. Его видели всюду - и у ворот, и на башнях, и у проломов. Дружинники и ополчение, зная, что князь живёт наравне с ними, иногда старались помочь ему - ходили и говорили тише, если он устраивался отдохнуть на соломе, старались оставлять ему щи пожирнее, сами посылали отроков в терем успокоить княгиню будто бы от его имени. Многие были постарше князя или его ровесниками, с которыми Сташко играл ещё маленьким. Они жили рядом всю жизнь, как их деды и прадеды, одними радостями и бедами, и Евстафий зачастую приостанавливаясь среди напряжения осады, невольно задумывался - всё ли он сделал, чтобы защитить этих людей.

...Демид всё-таки достал лошадь. Обдирая руки до крови, он пробил слежавшуюся мёрзлую землю пополам с травой и снегом над выходом подземного хода и, скатившись по проседающему мартовскому, снегу на берег Смолки, просидел там до ночи, зализывая, как зверь, царапины. Потом выбрался и пешком, сторожко озираясь, поспешил в сторону Пскова.

За ним охотились - раз или два Демид видел чужих всадников, что рыскали по перелескам в поисках его следов. Но парень вырос в этих краях, тут ему был знаком каждый кустик. Таясь, как зверь, терпя усталость и голод» он свернул с прямой дороги и дня два блуждал по лесам, нарочито забирая в чащу. Здесь погоня отстала, но зато гонец заблудился. Ночной холод, голод и постоянное напряжение изматывали его. Он собирал пригоршни снега, ел его, жадно, с хрустом. Обдирал кору и почки с веток, пробовал жевать еловую хвою. Однажды ему повезло - он сбил несколько шишек и расковырял их все, выедая семена.

Но всё это была не еда. Ему нужно было добраться до Пскова, и для этого нужна была настоящая пища - хлеб или мясо. И когда как-то ввечеру, когда уже ноги отказывались нести его, он увидел впереди лёгкий дымок, Демид не поверил своим глазам.

Это оказалась крошечная избушка одинокого займищанина. Он сам и его жена перепугались чуть не до полусмерти, когда, грохнув в низкую дверцу кулаком, Демид ввалился в избу. Поняв, что заявился к ним человек, хозяева без долгих расспросов накормили его. Сытная пища камнем легла на отвыкший желудок. Враз потянуло в сон, но Демид крепко помнил, куда и зачем его посылал князь. Перебарывая усталость, он низко поклонился хозяевам и попросил коня - добраться до Пскова.

. Конский дух он почуял ещё подходя к заимке - к жилой избе вплотную примыкала клеть, где помещалась нехитрая скотинка займищан. Хозяин единственного коня, разумеется, не дал. Демид, построжев лицом, распрощался, принял завёрнутые на дорогу хозяйкой ломоть хлеба и две печёные репины и ушёл в ночь. Отойдя недалеко, он потихоньку вернулся и свёл коня со двора.

Это был настоящий грех - украсть у своего, свести последнюю конягу. Но у Изборска сейчас гибли люди, и Демид отмёл все сомнения.

Он прискакал во Псков о полдни третьего дня после встречи с займищанами. Оголодавший конь еле держался на ногах, и сторожа у ворот пропустили странного гонца, безошибочно почуяв примчавшуюся с ним беду.

Самого князя Юрия, как на грех, в городе не оказалось - он уехал на ловища. На княжом подворье, куда Демид всё-таки добрался, его выслушали и оставили отдыхать, снарядив вдогон князю гонца. А тем временем прознавшие о нападении дружинники потихоньку начали готовить брони - они не сомневались, что Юрий Мстиславич поведёт их в поход.

Когда рухнула часть стены, Евстафий был далеко - вместе с горсткой верных дружинников он отражал лихорадочные попытки рыцарей взобраться на стену. Грохот обвала долетел до его ушей - это был не просто шум падающих брёвен. Казалось, рухнули сразу все стены Изборска. Не в силах сдержать любопытства, Евстафий оглянулся - и почувствовал, как холодным потом вмиг покрылось его тело под рубахой и броней. Башня Вышка, вторая после Плоской и воротной башен крепостной стены, ещё стояла, но в её боку зияла огромная, со всадника, дыра. Прямо на глазах Евстафия второй камень ударил рядом - обвалилась ещё часть башни, и Вышка дрогнула, накреняясь. Ещё чуть-чуть - и она рухнет, погребая под собой находящихся поблизости защитников.