Изборник - [206]
Во едино же время зима бе студена зело, яко земли разседатися от мраза; она же неколико время к церкви не хождаше, но в дому моляшеся богу. Во едино же время зело рано попу церкви тоя пришедшу единому в церковь, и бысть ему глас от иконы богородичны: «Шед, рцы милостивой Ульянеи, что в церковь не ходит на молитву? И домовная ея молитва богоприятна, но не яко церковная; вы же почитайте ю, уже бо она не меньши 60 лет, и дух святый на ней почивает». Поп же в велицем ужасе быв, абие прииде к ней, пад при ногу ея, прося прощения, и сказа ей видение. Она же тяжко вся то внят,[919] еже он поведа пред многими, и рече: «Соблазнился еси, егда о себе глаголеши; кто есмь аз грешница, да буду достойна сего нарицания». И закля его[920] не поведати никому. Сама же иде в церковь и, с теплыми слезами молебная совершив, целова икону богородицыну. И оттоле боле подвизася к богу, ходя к церкви.
По вся вечеры моляшеся богу во отходной[921] храмине; бе же ту икона богородицына и святаго Николы. Во един же вечер вниде в ню по обычаю на молитву, и абие бысть храмина полна бесов со всяким оружием, хотяху убити ю́. Она же помолися богу со слезами, и явися ей святый Никола, имея палицу, и прогна их от нея, яко дым исчезоша. Единаго же беса поймав, мучаше; святую же благослови крестом, и абие невидим бысть. Бес же плача вопияше: «Аз ти многу стону творих по вся дни; воздвизах брань в детех и в рабех, к самой же не смеях приближитися ради милостыни, и смирения, и молитвы». Она бо безпрестани, в руках имея четки, глаголя Иисусову молитву. Аще ядяше и пияше, ли что делая, непрестанно молитву глаголаше. Егда бо и почиваше, уста ея движастася и утроба ея подвизастася[922] на славословие божие: многажды видехом ю́ спящу, а рука ея четки отдвигаше. Бес же бежа от нея, вопияше: «Многу беду ныне приях тебе ради, но сотворю ти спону на старость: начнеши гладом измирати, ниже чюжих кормити». Она же знаменася крестом, и исчезе бес от нея. Она же к нам прииде ужасна велми и лицем пременися. Мы же, видехом ю́ смущену, вопрошахом, — и не поведа ничто же. Не по мнозе[923] же сказа нам тайно, и заповеда не рещи никому же.
И пожив во вдовстве 9 лет, многу добродетель показа ко всем, и много имения в милостыню разда, точию нужные[924] потребы домовные оставляше, и пищу точию год до года разчиташе, а избыток весь требующим растакаше.[925] И продолжися живот ея до царя Бориса.[926] В то же время бысть глад крепок во всей Русстей земли, яко многим от нужды скверных мяс и человеческих плотей вкушати, и множество человек неизчетно гладом изомроша. В дому же ея велика скудость пищи бысть и всех потребных, яко отнюдь не прорасте из земли всееное[927] жита ея; кони же и скоты изомроша. Она же моляше дети и рабы своя, еже отнюдь ничему чужу и татьбе[928] не коснутися, но елико оставшься скоты, и ризы и сосуды вся распрода на жито и от того челядь кормяше, и милостыню доволну даяше, и в пищите обычныя милостыни не остася, и ни единаго от просящих не отпусти тща.[929] Дойде же в последнюю нищету, яко ни единому зерну остатися в дому ея; и о том не смятеся, но все упование на бога возложи.
В то бо лето преселися во ино село нарицаемое Вочнево в пределы нижеградцкия, и не бе ту церкви, но яко два поприща. Она же, старостию и нищетою одержима, не хождаше к церкви, но в дому моляшеся; и о том немалу печаль имяше, но поминая святаго Корнилия, яко не вреди его и домовная молитва, и иных святых. Велице же скудости умножынися в дому ея. Она же распусти рабы на волю, да не изнурятся гладом. От них же доброразсуднии[930] обещахуся с нею терпети, а инии отъидоша; она же со благословением и молитвою отпусти я: не держа гнева нимало. И повеле оставшим рабом собирати лебеду и кору древяную, и в том хлеб сотворити, и от того сама с детьми и рабы питашеся, и молитвою ея бысть хлеб сладок. От того же нищим даяше, и никого нища тща не отпусти; в то бо время без числа нищих бе. Соседи же ея глаголаху нищим: «Что ради в Ульянин дом ходите? Она бо и сама гладом измирает!» Они же поведаша им: «Многи села обходихом и чист хлеб вземлем, а тако в сладость не ядохом, яко сладок хлеб вдовы сея». Мнози бо имени ея не ведаху. Соседи же, изобилны хлебом, посылаху в дом ея просити хлеба, искушающе ю́; и тако же свидетельствующа, яко велми хлеб ея сладок. И дивяся, глаголаху к себе: «Горазди раби ея печь хлебов!» И не разумеюще, яко молитвою ея хлеб сладок. Потерпе же в той нищете два лета, не опечалися, не смутися, не поропта, и не согреши ни во устах своих и не даст безумия богу; и не изнеможе нищетою, но паче первых лет весела бе.
Егда же приближися честное ея преставление, и разболеся декабря в 26-й день, и лежа 6 дней. В день лежа моляшеся; а в нощи, воставая, моляшеся богу, особь стояше, никим подъ держима, глаголаше бо: «И от болнаго бог истязует[931] молитвы духовный».
Генваря во 2-й день, свитающу дню, призва отца духовнаго и причастися святых тайн. И сед, призва дети и рабы своя и поучив их о любви, и о молитве, и о милостыни, и о прочих добродетелях. Прирече же и се: «Желанием возжелах ангельскаго образа иноческаго еще от юности моея, но несподобихся грех моих ради и нищеты, понеже недостойна бых — грешница сый и убогая, богу тако извольшу, слава праведному суду его». И повеле уготовити кадило, и фимиям вложити и целова вся сущая ту, и всем мир и прощение даст, возлеже, и прекрестися трижды, обвив чотки около руки своей, последнее слово рече: «Слава богу всех ради, в руце твои, господи, предаю дух мой, аминь». И предаст душу свою в руце божии, его же измлада возлюби. И вси видеша около главы ея круг злат, яко же на иконах около глав святых пишется. И омывше, положите ю́ в клете,
