Изборник - [112]

Разумей же, брате, колика слава и честь монастыря того, и постыдѣвся, покайся и изволи си тихое и безмятѣжное житие, к нему же господь призвал тя есть. Аз бы рад оставил свою еписконию и работал игумену в том святемь Печерьскомь монастырѣ. И се же глаголю ти, брате, не сам себѣ величаа, но тебѣ възвѣщаа. Святительства нашего власть сам вѣси. Кто не вѣсть мене, грешнаго епископа Симона и сиа съборныа церкви, красоты Владимерьскиа, и другиа Суждальскиа церьки,[356] юже сам създах? Колино имѣета градов и сел! И десятину събирають по всей земли той. И тѣм всѣмь владѣеть наша худость. И сиа вся бых оставил, но вѣси, какова велиа вещь духовнаа и нынѣ обдержить мя, и молюся господеви, да подасть ми благо врѣмя на правление. И съвѣсть тайнаа господь, — истинно глаголю ти: яко всю сию славу и честь въскорѣ яко кал вменил бых, аще бы ми трескою торчать за враты или сметьем помятену быти в Печерьском манастырѣ и попираему человѣки, или единому быти от убогых пред враты честныа тоа лавры и сътворитися просителю, — то лучши бы ми врѣменныа сиа чти. Един день в дому божиа матере паче 1000 лѣт, и в нем изволил бых пребывати паче, нежели жити ми в селех грѣшничих. И въистину глаголю ти, брате Поликарпе, гдѣ слыша сих дивнѣйши бывших в том в святѣмь монастыре Печерьском чюдес? Что же ли блаженѣйших сих отцев, иже в конець вселенныа просиаша подобно лучам солнечным? О них же достовѣрно повѣдаю ти настоящим писаниемь к сим же, иже тебѣ реченным. И се тебѣ, брате, скажю, что ради мое тщание и вѣра к святому Антонию и Феодосию.

Разумей же, брат мой, какова слава и честь монастыря того! Устыдись, и покайся, и возлюби тихое и безмятежное житие, к которому господь призвал тебя. Я бы рад был оставить свою епископию и служить игумену в том святом Печерском монастыре. И говорю я это, брат мой, не для того, чтобы величать самого себя, а чтобы только возвестить тебе об этом. Святительства нашего власть ты сам знаешь. Кто не знает меня, грешного епископа Симона, и этой соборной церкви, красы Владимира, и другой, суздальской церкви, которую я сам создал? Сколько они имеют городов и сел! И десятину собирают на них по всей земле той. И всем этим владеет наше смирение. А между тем все это оставил бы я; но ты знаешь, как велико дело духовное, и теперь я весь отдался ему и молю господа, чтоб дал он мне время успешно исполнить его. Но ведает господь тайное, — истинно говорю тебе: сейчас же всю эту славу и честь за ничто вменил бы, лишь бы колом торчать за ворогами, валяться сором в Печерском монастыре, чтобы люди попирали меня, или сделаться одним из убогих, просящих милостыню у ворот честной лавры. Это лучше было бы для меня временной сей чести; больше желал бы я провести один день в дому божией матери, чем жить тысячу лет в селениях грешников. Поистине говорю тебе, брат Поликарп: где слышал ты о таких дивных чудесах, какие творились в святом Печерском монастыре, — о таких блаженных отцах, которые, подобно лучам солнечным, просияли до конца вселенной? К тому, что ты уже слышал от меня, я приложил к настоящему своему писанию достоверную о них повесть. И вот теперь скажу тебе, брат мой, почему я имею такое усердие и веру к святым Антонию и Феодосию.

О СВЯТѣМ АФОНАСИИ ЗАТВОРНИЦИ, ИЖЕ УМЕР И ПАКЫ В ДРУГЫЙ ДЕНЬ ОЖИВЕ И ПРЕБЫСТЬ ЛѣТ 12

Бысть убо и се в том же святѣм монастырѣ. Брат един, живый свято и богоугодно житие, имянемь Афонасие, болѣв много, умре. Два же брата отръше тѣло его мертво, отъидоста, увивьше его, яко же подобает мертваго. По прилучаю же пришедше нѣции и видѣвше того умеръша, отъидоша. Пребысть же мертвый всь день не погребен: бѣ бо убог зѣло — не имѣа ничто же мира сего, и сего ради небрегом бысть. Богатым бо всяк тщится послужити и в животѣ и при смерти, да наслѣдить что.

О СВЯТОМ АФАНАСИИ ЗАТВОРНИКЕ, КОТОРЫЙ НА ДРУГОЙ ДЕНѣ ПОСЛЕ СВОЕЙ СМЕРТИ СНОВА ОЖИЛ И ЖИЛ ПОТОМ ДВЕНАДЦАТѣ ЛЕТ

Вот что еще случилось в том святом монастыре. Брат один, именем Афанасий, проводивший жизнь святую и богоугодную, после долгой болезни умер. Два брата отерли мертвое тело, увили, как подобает, покойника и ушли. Заходили к нему некоторые другие, но, видя, что он умер, также уходили. И так покойник оставался весь день без погребения: был он очень беден, ничего не имел от мира этого и потому был в небрежении у всех. Богатым только всякий старается послужить, как в жизни, так и при смерти, чтобы получить что-нибудь в наследство.

В нощи же явися нѣкто игумену, глаголя: «Человек божий сей два дьни имать непогребен, ты же веселишися». Увѣдев же игумен о сем, в утрий день с всею братиею приде к умерьшему, и обретоша его сѣдяща и плачюща. Ужасошася, яко видѣвше того оживьша, и въпрошаху того, глаголюще: «Како оживѣ?» или: «Что видѣ?» Сий же не отвещеваше ничто же, точию: «Спаситеся!» Они же моляхуся ему слышати что от него, да и мы, рече, пользуемся. Он же рече к ним: «Аще вы реку, не вѣруете ми». Братиа же к нему с клятвою рѣша, яко «сохраним все, еже аще речеши нам». Он же рече им: «Имѣйте послушание в всем к игумену, и кайтеся на всяк час, и молитеся господу Иисусу Христу, и пречистей его матере, и преподобным отцемь Антонию и Феодосию, да скончаете живот свой здѣ и с святыми отци погребены быти сподобитеся в печерѣ. Се бо боли всех вещей три сиа вещи суть, аще ли кто постигнеть сиа вся исправити по чину, точию не възносися. И к тому не въпрошайте мене, но молю вы ся, простите мя». Шед же в печеру, заградив о себѣ двѣри, и пребысть, не глаголя никому же ничто же, 12 лѣт. Егда же хотяше преставитися, призвав всю братию, тоижде им глаголаше, еже и испръва, о послушании и о покоании, глаголя: «Блажен есть, иже здѣ сподобивыйся положен быти». И сие рек, почи с миром о господѣ.