Избавление - [26]

- Гитлер, которого вы назвали маньяком, - медленно, врастяжку цедил он слова, - был и пока остается верховным главнокомандующим и фюрером. Подчинение ему диктует мне присяга рейху, долг солдата. Поймите, я обязан выполнять приказы вышестоящих начальников, обязан - и все! - добавил он, будто чувствуя недостаточную убедительность ранее сказанного.

Но Пик уловил в последних его словах желание как-то выгородить себя, оправдаться.

- Господин фельдмаршал, вы умный, образованный представитель высшей военной касты, - заметил Пик. - Вы должны были понять, политически зрело осмыслить, к каким пагубным последствиям приведет вас война... Гитлер вынашивал войну, вынашивал в утробе рейха. Обещаниями, посулами и подкупами одних и насилием, заточением в концлагеря, пытками, подавлением личности других он, Гитлер, сумел толкнуть немецкую нацию и армию в восточный поход. И этот поход лично для вас, господин Паулюс, кончился пленом... благополучным пленом, - подчеркнул Пик. - И я верю, не за горами день, когда фашизм будет полностью сокрушен и на территории других стран, и в самой Германии. Фашизм и Гитлер - это самое чудовищное порождение реакции и зла первой половины двадцатого века! - Пик рубил ладонью воздух, явно горячась.

А Паулюс будто обмяк и говорил вяло:

- Каждый солдат рейха должен был свято верить указаниям фюрера, что он действует в интересах родины, потому что уста фюрера выражали дух нации. Это уже в крови немца, - сказав последние слова, Паулюс вдруг поймал себя на мысли, что говорит давно задолбленное, а не то, к чему все больше и больше склонялся последнее время. Он провел ладонью по лысеющему черепу, как бы собираясь с новыми мыслями, чтобы возражать. И в момент озабоченности, вызванной остротой разговора, на его худом лице щеки запали глубже, будто провалились. Он негромко, теряя голос, добавил: - Я верил Гитлеру, когда генеральный штаб получил задание разработать план нападения на Советский Союз. Меня политика не занимала. Я был, как и все военные, вне политики. Я питал доверие к верховному командованию, как солдат, давший клятву рейху... И это... да, может быть, это привело меня и других к сталинградской катастрофе.

Это признание в обманутом доверии Паулюсу давалось нелегко, Адам видел по его подергивающемуся лицу, какая борьба происходила у него в душе.

Пик с пониманием слушал фельдмаршала, хотя его Коробило, что Паулюс не полностью выбрался из трясины заблуждений.

- Вы были командующим армией, господин фельдмаршал. Ваша военная карьера и положение позволяли вам глубоко заглянуть в ход войны, в методы руководства и военные цели Гитлера. Ведь завоевание чужих стран и чужих территорий - это и есть политика. И как мог этого не понять такой крупный деятель, как вы, к тому же историк!

Слова эти приводили Паулюса в смятение. Снисходительная, почти недоверчивая ухмылка, с какой Паулюс слушал Пика, сменилась на его лице озабоченной сосредоточенностью. А Вильгельм Пик продолжал как бы рассуждать вслух:

- Политика разбоя! Это должно было послужить для вас основой духовной независимости и понимания своей ответственности. Нравственной ответственности! Именно вы должны были критически смотреть на развитие событий. Вам доверяли жизни сотен тысяч немецких солдат. Вы за них были в ответе, а не они за вас. Почему вы так долго сражались на Волге в безвыходном положении? Почему вы больше верили лживым обещаниям Гитлера, чем своей совести и пониманию? Почему вы отклонили почетные условия капитуляции, предложенные советским командованием?.. Гитлер - это мировой преступник, растоптавший все понятия о морали и совести, а вы... вы послушно шли у него на поводу... - Пик, казалось, наносил удары - так неотразимы и беспощадны были его слова.

И Паулюс, склонив голову, принимал на себя эти удары. Наконец фельдмаршал поднял голову и, не найдя слов для возражений, повторил:

- Я уже сказал, что мы, солдаты, никогда не занимались политикой. Наш принцип таков: немецкий солдат должен стоять вне политики. Вы об этом сами знаете, господин Пик. И я оставался верным этому принципу.

Вильгельм Пик не мог не согласиться с доводами фельдмаршала, хотя и были они зыбкими. Он знал, как с неповинующимися расправляются в рейхе. Всякий, даже малейший, протест с жестокостью и садизмом палачей пресекается. И однако, то, что фельдмаршал Паулюс вместе с генералами в кипящем котле осады, сознавая, что из окружения им не вырваться, продолжал это повиновение, не оправдывало командующего, а налагало на него еще более тяжкую вину.

- Кому вы подчинялись и отдавали себя на погибель, кому? - остановясь напротив Паулюса, говорил Пик. - Этому палачу с лютыми глазами и челкой на узком лбу. Поистине, как говорят у нас, лицо выдает негодяя. И ради чего подчинялись ему? Ради самоубийства. Сколько у вас погибло в армии от самострелов - счету не поддается!.. Что же касается ваших убеждений, что солдат должен стоять вне политики, то это чистейшей воды выдумка тех, кто гнал вас на убой. И что значит аполитичный? Неужели вы не понимаете, что вы и ваши солдаты играли немалую роль в политике? К сожалению, это была отрицательная роль. Вы были послушным инструментом в руках губителей нашего народа, цели которых не были ни национальными, ни социалистическими. Их целью была захватническая война, грабительская война. И именно вы, генералы и офицеры вермахта, рьяно служили преступной политике своих руководителей, этому бесу с челкой и стеклянными глазами!