Избавление - [17]
Усталость, неимоверная усталость расслабила его совсем. Он прилег, и сразу навалилась, сдавливая, дрема...
Под утро услышал близкое тарахтение моторов, разжал веки, увидел проходящие по наезженной колее один танк, другой. Узнал по башням, что танки свои, приподнял руку, пытался кричать - голоса не было. И танки проследовали дальше. И опять стало тихо. Эта тишина поначалу испугала, но и успокоила: раз ушли танки вперед, значит, он на отвоеванной земле, и ему теперь не страшно.
А все же... Все же не понять, где он и что с ним будет? Опять стало темно. Это ему показалось - галлюцинация. Просто от света танковых фар померещилось, что уже утро. И может, танки не свои - чужие. Тишина глохнет, и темень как в мертвецкой. Через какое-то время Костров услышал шорох, до того явственный и близкий, что невольно обдало тело жаром. От озноба вздрогнул, мелкая нервная дрожь не прекращалась. Произвольно, сам того не замечая, потянулся за перочинным ножом. Другого оружия не было при нем. Можно и ножом прикончить себя. Да это же ветер колыхнул сухую траву! От того и шорох. Нет, вовсе не от ветра. Предельно напрягся, будто врастая в землю, ждал. Кто-то идет. Шаги слышны. Все ближе. Нож в руке... Попробуйте подойдите... Не дамся в руки. Не ждите. Костров не годится для плена. Не возьмете... Погоди, да это же говор русский. Кто может быть? Кто?
Между тем голос слышался крепкий, совсем здоровый.
- Парадоксы случаются на войне, - говорил один. - Мы штрафников на самое опасное, гибельное место посылали... И атака их была вспомогательная, ложная. Проще говоря, на погибель их слали, а они, вишь... Сумели помочь прорвать оборону... И вон куда махнули! - доносилось до Кострова.
Этот голос проплыл мимо и начал удаляться, будто тонул в вязкости предрассветного воздуха.
Кострову ничего не оставалось, как крикнуть. Напрягая дыхание, он подал невнятный зов о помощи. То были не слова и не крик, а стон. Хриплый, будто исторгнутый из земли.
- Слушай, кто-то лежит. Притворился, - и произнесший эти слова, засветив жужжащим фонариком, грозно добавил: - Кто тут?
- Я... Это я... По-омо-гии-те... - слабо, на потере голоса, промолвил Костров и приподнялся на локте, точно просовывая в темноту голову.
Человек склонился над ним - огромный и неуклюжий, будто запахивая и совсем прикрывая шинелью. Не дотронулся рукою, только сказал своему напарнику, что лежит какой-то раненый и надо, мол, позвать санитара, чтобы подобрал и свез в медсанбат.
- Товарищ генерал... - позвал другой, ушедший вперед, и Кострову послышалось, что это голос Завьялова. - Генерал Ломов, где вы? Вон немецкий танк, почти исправный... Да чего вы там? Раненых на поле много, подберут без нас...
Ломов переступил через лежащего и зашагал.
У Кострова будто оборвалось сердце. Он рухнул наземь, зарылся лицом в песок. Лежал, терзаемый обидой, гневом и своей беспомощностью. Лежал терпеливо, уже не прося о помощи, и никого не звал. Холодел, стыл, мерз телом и духом, скорее, от нервного потрясения и одиночества на поле минувшего боя.
"Генерал Ломов... Товарищ!.." - слышалось ему всю длинную ночь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Телеграмму приняли из Москвы по аппарату Бодо. Но оказывается, и телеграммы могут опаздывать.
В ней сообщалось:
"Наблюдаются факты грубого извращения приказа No 227. Вместо насаждения подлинной воинской дисциплины и усиления борьбы с действительными паникерами и трусами под эту категорию попадают иногда честные и стойкие бойцы и командиры. Так, расследованием установлено, что заместитель командующего фронтом генерал Ломов П. С. лично отдал приказание капитану Кострову А. Д. и вверенным ему бойцам расстрелять немецкую транспортную колонну, в которой находились раненые и обмороженные. Несмотря на выполненный приказ и очевидные проявления гуманности, капитан Костров властью генерала Ломова был разжалован в рядовые и отправлен в штрафную роту.
Подобные проявления бесчинства допускались Ломовым и ранее неоднократно.
Распоряжением заместителя Верховного главнокомандующего генерал Ломов П. С., как неспособный выполнять обязанности заместителя командующего войсками фронта и за факты произвола и бесчинства, допущенные по отношению к военнослужащим батальона и его командиру т. Кострову, от должности отстранен.
Восстановить т. Кострова А. Д. в прежнем звании "капитан" и во всех других правах командира, а за подлинно гуманные поступки, поднимающие авторитет советского офицера, наградить орденом Красной Звезды..."
Прочитав телеграмму, Шмелев невольно потянулся за носовым платком и начал вытирать глаза. Последнее время Николай Григорьевич все чаще замечал за собой эту слабость: стоило ему поволноваться, как на глазам появлялись слезы, "Нервишки сдают", - подумал он с сожалением.
Он позвонил в свою прежнюю дивизию, связался с Гребенниковым и заговорил волнуясь:
- Иван Мартынович, дело есть. Срочно кати ко мне.
- Но я же шефами занят... Свалилась эта Верочка на мою голову, не знаю, как и успокоить, - пожаловался Гребенников.
- Как раз ее и касается. Получена телеграмма из Москвы, наша докладная сыграла роль... Да-да, выиграли, можно сказать, битву. Приезжай - узнаешь, - и повесил трубку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Знаменитая трилогия замечательного писателя-фронтовика Василия Дмитриевича Соколова (1919—1990) повествует о времени тяжких испытаний и великих подвигов советских людей, не сломленных трагедией 1941 года и нашедших в себе богатырскую силу сдержать и разбить врага. Вторая книга трилогии продолжает повествование автора о судьбе русского человека и его подвиге в Великой Отечественной войне. Действие книги происходит в Москве, у стен Сталинграда, на Воронежской земле, в партизанских лесах Белоруссии.
Есть в Северной Италии область Эмилия. В годы второй мировой войны она была объята пламенем партизанской борьбы, и эту область назвали Красной. Партизан одного из отрядов приютил у себя в доме старый итальянский крестьянин — папаша Альчиде Черви. Все семь его сыновей стали партизанами. Среди итальянских партизан был русский, бежавший из вражеского плена, — Анатолий Тарасов. Много героических подвигов совершили партизаны этого отряда. В трудный час испытаний, когда фашисты окружили дом и подожгли его, семь сыновей папаши Черви вместе со своими боевыми товарищами сражались до последнего патрона. Историю этого подвига, ставшего легендой, читатель найдет в книге Василия Соколова «Привала не будет».
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.