Избавление - [11]

Шрифт
Интервал

А Верочке стало невмоготу ждать: по едва приметной рассеянности в глазах комиссара она угадывала, что с Костровым что-то произошло, и еще больше встревожилась.

- Я отписывала Алексею, что приеду... Скажите, с ним что-то случилось и вы от меня скрываете? - настойчиво потребовала Верочка.

В ответ Гребенников обронил мало успокаивающие слова:

- Ничего особенного... Все обойдется... Полагаю, обойдется...

Она почувствовала явную недомолвку в словах начальника. "Значит, и вправду случилось..." - сжалось у нее сердце. Поблизости стоявший дядя Ксенофонт сердито передернул плечами, дав понять, чтобы замолкла, и в свою очередь добавил:

- Погоди. Уладится все...

- Ну, живехонько к столу, - предложил Иван Мартынович.

Гости и штабные работники расселись за длинным столом, сбитым из жердей и досок под высокими белыми акациями. Деревья уже зеленели, и набухшие на них бутоны вот-вот должны были лопнуть и распустить белую кипень. Глядя на эти пока еще розоватые завязи, Верочка на время отвлеклась, и настроение у нее немного поднялось.

По случаю приезда гостей был приготовлен обед, и застолье не обошлось без выпивки. Официантка - на голове копна волос, в белом кокошнике, еле державшемся на макушке, - поставила на стол бутылки с водкой, сухими винами. Затем она подала закуски: и копченые колбасы, и крабы, и сыры, и раннюю редиску с зеленым луком... "Как много всего!" - отметила про себя Верочка и прислушалась, о чем же говорят. Сидевшие рядом Иван Мартынович Гребенников и дядя Ксенофонт озабоченно шептались, изредка поглядывая в ее сторону. Верочка смекнула, что толковали о ней и конечно же о Кострове. Вот дядя Ксенофонт сжал в кулаке подбородок, насупился. А для нее этот его жест выражал слишком много. "Не иначе как Алешка в беде... И почему молчите? Почему скрываете?" - порывалась она крикнуть им.

Погодя немного, Гребенников склонился к только что прибывшему из армии и севшему в центре, по-видимому, старшему начальнику, негромко переговорил с ним, и тот тоже поглядел в ее сторону озабоченно и ласково, и вновь на ухо Гребенникову что-то говорил возбужденно, на кого-то злясь и поругиваясь.

Через некоторое время, когда стаканы и жестяные кружки были наполнены, этот старший начальник встал, представился и сказал что он, командующий армией генерал Шмелев, приветствует на фронтовой земле дорогих гостей с Урала, того самого Урала, который с первых же дней войны, когда стране было особенно туго, стал великой кузницей военного оружия и техники, и желает гостям чувствовать себя как дома.

В это время где-то за посадками бухнул тяжелый неприятельский снаряд, потом второй, третий... Гаубичная артиллерия, стоявшая близко отсюда на позициях, дала ответный беглый огонь. И подлесок как бы застонал, воздушная волна прошлась по верхушкам деревьев, пригибая их. Верочка поежилась, невольно вобрав голову в плечи, а дядя Ксенофонт и тут нашелся, усмешливо сказав, что "надеемся чувствовать себя как дома, если даже этот дом совсем неспокоен - ходуном ходит"... А другой член делегации, слесарь из сборочного цеха, приехавший в тельняшке, словно подчеркивая, что он служил на море, громогласно заявил:

- Ощущение, как на море во время шторма. Но объяви: "Полундра!" - и мы дадим жару!

- Да-а, моряков немцы особенно боятся. Была у нас под Сталинградом морская бригада, помнишь, Иван Мартынович? - обратился генерал Шмелев к начальнику полиотдела.

- Как же, помню, - отозвался Гребенников. - Прямо скажем, тошно было от них неприятелю. При виде полосатых тельняшек трясучий страх охватывал вражеских солдат.

Стрельба унялась. Слово взял Ксенофонт. Он говорил привычные в этих случаях слова о единстве фронта и тыла, отметил, что хотя и нельзя сравнить тыл с фронтом: там только труд до упаду, впроголодь, на лютой стуже, а тут - и кровь льется, со смертью в обнимку лежат солдаты...

- Как вы, чуете нашу подмогу? - спросил у военных Ксенофонт, невзначай предпочтя тосту живую беседу.

- Ощущаем дыхание уральской кузницы, - закивал Иван Мартынович. - Не будь ее, нам бы туго пришлось... Враг мог бы катиться и дальше... А мы ему поддали жару. Из уральского металла!

- Машина его уже пробуксовку дала, - рассмеялся генерал Шмелев и, посерьезнев, добавил: - Но положение страны могло бы, надолго быть смертельно опасным... Урал же, Сибирь и вообще дальний наш тыл восполнили наши потери, а теперь наращивают оружие победы.

Густела темень южной ночи, и генерал Шмелев, не желая больше утомлять гостей, объявил, что пора позволить им отдых - ведь изрядно устали в дальней-то дороге.

- А завтра, надеюсь, повозите шефов по частям, - обратился он к Ивану Мартыновичу. - Прежде всего к танкистам загляните. Полагаю, уральцам интересно будет знать, как их машины воюют.

Когда стали расходиться, оба - и Гребенников и Шмелев - о чем-то снова перемолвились, причем генерал вновь хмуро и встревоженно, как показалось Верочке, поглядел в ее сторону.

Спать ей отвели место в блиндаже, в котором жили девушки из штаба. Некоторые связистки ушли на ночное дежурство, а та, что взяла с собой Верочку и привела в блиндаж, указав на пустующую койку рядом со своей, кончила свою смену.


Еще от автора Василий Дмитриевич Соколов
Вторжение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Крушение

Знаменитая трилогия замечательного писателя-фронтовика Василия Дмитриевича Соколова (1919—1990) повествует о времени тяжких испытаний и великих подвигов советских людей, не сломленных трагедией 1941 года и нашедших в себе богатырскую силу сдержать и разбить врага. Вторая книга трилогии продолжает повествование автора о судьбе русского человека и его подвиге в Великой Отечественной войне. Действие книги происходит в Москве, у стен Сталинграда, на Воронежской земле, в партизанских лесах Белоруссии.


Привала не будет

Есть в Северной Италии область Эмилия. В годы второй мировой войны она была объята пламенем партизанской борьбы, и эту область назвали Красной. Партизан одного из отрядов приютил у себя в доме старый итальянский крестьянин — папаша Альчиде Черви. Все семь его сыновей стали партизанами. Среди итальянских партизан был русский, бежавший из вражеского плена, — Анатолий Тарасов. Много героических подвигов совершили партизаны этого отряда. В трудный час испытаний, когда фашисты окружили дом и подожгли его, семь сыновей папаши Черви вместе со своими боевыми товарищами сражались до последнего патрона. Историю этого подвига, ставшего легендой, читатель найдет в книге Василия Соколова «Привала не будет».


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.