Избавление от КГБ - [58]

«У меня есть возможность посмотреть на положение в вашей стране со стороны, и я, как и многие люди за рубежами Советского Союза, считаю, что его распад — это опасно, — говорил мне Дуглас Хэрд. — Конечно, не надо командовать из центра, нужно отказаться от административно-командной системы, но вместе с тем некоторые важные функции у центра должны быть. В общем, мы на Западе думаем так: «Развал не нужен».

Джеймс Бейкер, воспринимая как данность процесс обретения республиками Союза политического суверенитета, подчеркивал важность сохранения единого экономического пространства: «Экономическая революция может быть наиболее успешной в том случае, когда сохраняется единое экономическое пространство. Провести ее — дело трудное, поэтому, как нам представляется, республики должны сотрудничать с Центром, идя к экономическому договору или соглашению. Это позволит облегчить осуществление политических изменений. В этом случае они будут проходить мирно».

Здравые, мудрые мысли, в справедливости которых до сих пор приходится убеждаться.

От зарубежных политиков я немало узнал об опыте их стран в деле установления политического и общественного контроля за деятельностью спецслужб; создания правового фундамента, на котором строится их работа; в разрешении конфликта между необходимостью соблюдения прав личности и спецификой работы секретных служб. Я признателен и Джеймсу Бейкеру, и Дугласу Хэрду, и Пьеру Жоксу за проявленную ими готовность предоставить в наше распоряжение нормативные материалы, которые могли бы помочь в разработке наших собственных законов о спецслужбах, направить к нам соответствующих экспертов.

Конечно, я понимал, что приглашение в КГБ экспертов из-за рубежа приведет в ужас тех, кто привык от всех иметь секреты. У нас многие еще с предубеждением относятся к приглашению иностранных советников. Помню, какое замешательство вызвало у некоторых сотрудников Комитета известие о том, что получившие независимость государства Балтии прибегают к услугам специалистов из ЦРУ, создавая свои новые службы безопасности. Я это воспринимал совершенно спокойно. Зачем изобретать велосипед там, где можно использовать чужой опыт. И нельзя, ошибочно, вредно считать опыт КГБ высшим достижением спецслужб мира. Учиться нам явно бы не помешало.

Некоторые западные государственные деятели ставили вопрос об объеме операций советской разведки, которая превышала размеры разумной достаточности. Такие проблемы с нашей стороны предполагалось решать в общем контексте реформ КГБ и в свете новых представлений о реальных потребностях национальной безопасности.

Представители всех государств, с которыми я встречался, проявляли большой интерес к прямому сотрудничеству по линии специальных служб. И эта заинтересованность придала развитию таких контактов новый, совершенно беспрецедентный импульс.

За три с лишним месяца работы на Лубянке я встречался с руководителями или видными представителями разведывательного сообщества и служб безопасности Республики Польша, Чехо-Словацкой Федеративной Республики, США, Великобритании, Италии, Аргентины, Франции, Пакистана и другими. Результатами этих встреч становились формальные и неформальные соглашения о взаимодействии по широкому спектру проблем, представляющих взаимный интерес.

Конечно, набор вопросов, которые обсуждались в ходе переговоров на уровне спецслужб, как и содержание достигнутых договоренностей, были различными, зависели от интересов той или иной страны, и не все подлежит огласке. Но о некоторых следует рассказать.

В разговорах с польскими коллегами наибольшее внимание уделялось проблемам поиска документов о польских военнопленных, трагически погибших в Катыни, Козельске, Осташкове, деятельности КГБ в Польше, вывода советских войск с территории этой страны. Представители Аргентины наибольший упор делали на вопросы взаимодействия в сфере борьбы с наркобизнесом и терроризмом, где у них имелся большой опыт.

Руководство Службы информации и военной безопасности Италии активно помогало нам в поиске достоверных данных о судьбе пропавших в Югославии советских журналистов Геннадия Куринного и Виктора Ногина.

Особый вопрос — возвращение в страну наших парней, используемых как политическая разменная монета, дважды преданных в Афганистане.

Я быстро обнаружил, что вокруг этой очень острой проблемы немало искренних и разных помощников и политиков. Царит разнобой и спекуляция. Кто-то с кем-то договаривался. Кто-то хотел лететь, чтобы договориться. Кому-то нужны были деньги для выкупа, кому-то — самолет, кому-то — гарантии безопасности… Все занимались, а результат был крайне незначительным. КГБ, а точнее, ПГУ могло бы стать координирующим центром, естественно, опирающимся на дипломатическую активность МИДа.

В начале октября мною был подписан приказ о создании в рамках ПГУ специального отдела по розыску, вызволению и возвращению на Родину военнопленных, заложников и пропавших без вести советских специалистов в ходе боевых действий в Афганистане и других регионах. В имевшемся в ПГУ списке было более трехсот человек, и существовала надежда, что многие из них живы. Работа в этом направлении была связана с большим риском для сотрудников Комитета. Я не считал возможным, что КГБ может здесь поскупиться. Например, одного из освобожденных вызволили за 12 миллионов афгани. Однако надо было отдавать себе отчет в том, что все наши действия будут неэффективными, если мы не наладим сотрудничество со спецслужбами Пакистана и Соединенных Штатов. Я считаю, нам удалось продвинуться в этом направлении. Помог и приезд моджахедов в Москву.