Из зоны в зону - [38]

Обмен состоялся, а с соседкой Коля нашел общий язык за девятьсот рублей.

Домоуправу за обмен сунул в конверте двести рублей, распил бутылку, опохмелил и стал копить деньги. Но как накопить: в месяц получает 75 рублей, а жена немногом больше.

В свободное время, — а его почти не было, — писал лагерный фольклор и посылал литературоведу. Тенин спрашивал: как движется дело с Библией? Но Библию Коля достать не мог. Бывал в церквях, но православных, желающих приобрести священное писание — много, продавцов — ни одного.

Тогда познакомился с баптистами, и стал посещать собрания евангельских христиан, но они вели религиозные беседы, а Библию не обещали, ссылаясь, что не у всех братьев и сестер есть Новый Завет.

Закончив фольклор, написал рассказ о зоне, в прокате взял пишущую машинку, и, перепечатав, отослал литературоведу. Тенин похвалил.

Ко дню рождения Есенина написал статью о поэте и отвез в редакцию молодежной газеты. Журналистка, прочитав, сказала:

— Подобная статья есть, напишите о книголюбе. Если напишете быстро — сразу опубликуем. Срочно нужен такой материал.

Петров задумался. В числе его знакомых не было книголюба. О ком писать?

На участок поступил новый слесарь, и он как-то сказал:

— У отца много книг.

— Познакомь с отцом? — попросил Коля.

— Он в отпуске, приедет через неделю.

Через неделю Петров со слесарем пришли к его отцу.

— Так, — Альберт Николаевич посмотрел на часы, — без двадцати семь. — Витя, — обратился он к сыну, — вот деньги, возьми две бутылки.

Они прошли на кухню, и Альберт Николаевич — седой, лет около пятидесяти, с пышной копной волос, зачесанных назад, — приготовил скудную закуску.

Витя принес водку. Коля начал расспрашивать Альберта Николаевича о его библиотеке, но он махнул рукой.

— Давай еще выпьем.

Выпили.

— Видишь ли, Николай, я не хочу, чтоб ты писал обо мне в газету. Ты только начинаешь писать, и тебе нужен книголюб безупречный, чтоб его биография была чистой.

А я, понимаешь — Альберт Николаевич покрутил рукой, — не подхожу для газетной статьи. Ты будешь писать обо мне как о ценителе литературы… Витя, — сказал он сыну, — выйди.

Сын вышел.

— Ты напишешь обо мне, а кто-нибудь позвонит в редакцию и скажет: «Зачем вы о нем написали, он два раза попадал на пятнадцать суток». Может, никто и не позвонит, я не хулиган, просто с бабой не могу найти общий язык, хотя полжизни вместе и у нас пятеро детей. Я не советую карьеру журналиста начинать с меня. Тебе нужен книголюб, в моральном отношении устойчивый. Я назову такого. Муж моей сестры, Иван Ильич Буйда. Работает главным архитектором на химкомбинате. О нем и напишешь. Он согласится. А сейчас выпьем.

Чокнувшись, осушили стаканы, и Коля сказал:

— Я как-то написал зарисовку для многотиражки о передовике труда, а он поругался с женой и попал на пятнадцать суток. Мою зарисовку бросили в корзину. Кто знает, что будет с человеком завтра, о котором пишешь сегодня. Альберт Николаевич, скажите немного о себе. Когда начали собирать библиотеку, ну и о книгах.

— Книги я покупал в магазинах, а в последние годы они из свободной продажи исчезли. А знакомых в книжных магазинах нет. У меня много поэзии. Библиотеку покажу в другой раз.

— А сами писали?

— А как же! И сейчас пишу. Стихи.

— Прочтите.

— Я пишу для души, и за всю жизнь не записал ни строчки. Это стихотворение написал в Желтом доме на нарах.

Альберт Николаевич вскинул голову.

Приснилось мне, что я не в каталажке,

А на привольном волжском берегу,

Вдыхаю запах полевой ромашки,

И надышаться вволю не могу.

Приснилось мне, я не ношу парашу,

Не бегаю всем скопом в туалет,

А пью с утра кефир и простоквашу,

Бокал вина имею на обед.

Приснилось мне, что я не жду баланды,

А из печного, полного горшка,

В тени моей приземистой веранды,

Я наедаюсь, аж трещат бока.

Проснулся я, смотрю — лежу на нарах,

По телу зуд, и головная боль,

А из друзей, ни новых, и ни старых,

Волчок в дверях — как будущего ноль.

И понял я, что жизнь — не однотомник,

Который в раннем детстве прочитал,

Спасибо вам за этот спецприемник,

Я многого еще не понимал!

На другой день Витя повел Петрова к дядьке, Ивану Ильичу Буйде, и Коля целый вечер проговорил с ним. Иван Ильич лет пятидесяти с небольшим, среднего роста, коренастый, лысый и очень общительный. В его квартире в шестидесятых годах собирались начинающие поэты, слушали музыку, читали стихи, выпивали, спорили о литературе, но в литературу из них никто не вошел.

Несколько вечеров писал зарисовку о книголюбе. Перепечатав, повез в молодежную газету, но журналистка уволилась, и он не знал, кому отдать материал. В конце коридора увидел табличку «Отдел писем» и, постучав, отворил дверь. За столом располневший парень с лоснящимся широким лицом.

Коля объяснил.

— Давай сюда.

Парень быстро проглядел зарисовку.

— Я дам ваш материал под рубрикой «Письма в редакцию». Но не скоро. Надо готовить полосу. С первого декабря при редакции «Молодой Ленинец» начнутся занятия университета молодого журналиста. Хотите заниматься?

— Хочу.

Журналист вертлявый.

— Вы кем работаете?

— В домоуправлении, техником.

Он записал Колину должность.

— Меня зовут Виктор Паклин. Позвоните через месяц. Номер телефона в газете.