Из жизни одноглавого - [42]
Собрались все — и Коган, и Калинина, и Екатерина Семеновна, и девушки из пополнения, и девочки из абонемента, и даже таджикская женщина Мехри в праздничном красном платье, подол которого почти закрывал краешки шаровар, застенчиво улыбалась из-под белого с каймой платка, — в общем, все были здесь.
Я все озирался, надеясь увидеть Петю, Светлану Полевых или хотя бы Красовского, — но тщетно.
Большую площадь перед входом захлестывал народ. Металлические ограждения держали только узкий коридор, застеленный алой ковровой дорожкой от автостоянки до входа.
Голоса, нетерпеливые выкрики, детский визг и гудки машин на ближайших улицах складывались в широкий гул, перебить который мог только гром музыки. Присобаченные где-то по стенам ТЦ громкоговорители щедро заливали площадь: то полковые оркестры, то Пугачева, то вдруг мощно запиликал «Танец маленьких лебедей», а когда что-то визгнуло, будто игла проехалась по пластинке, из динамиков тяжело и грозно понеслось:
В тот же миг показался кортеж.
Я задрал голову к небу, надеясь увидеть в нем все то, что надеялся увидеть.
Однако ясное небо неприятно поражало своей пустотой.
Боже, как я нервничал! И вчера нервничал, и сегодня утром. А сейчас меня просто колотило. Господи, ну неужели опоздают?!
Длинный черный лаковый автомобиль медленно приближался, сопровождаемый роем мотоциклистов в желтых шлемах.
Мотоциклисты плавно и почти бесшумно разъехались право и влево, лимузин остановился у начала ковровой дорожки.
Кто-то из группировавшихся здесь представителей менеджмента подскочил, чтобы распахнуть дверцу.
Первым показался… нет, не Милосадов.
Высунулась нога в брючине и лаковом ботинке… и представитель менеджмента поддержал батюшку, помогая ему выбраться на свет божий и встать на твердую землю.
Батюшка распрямился, ряса расправилась, закрыв и ботинки, и брючины. Он был пузат, широкоплеч, осанист: борода лопатой, ярое сверкание килограммового креста на груди.
Не теряя времени даром, батюшка принялся то щедро рассыпать в толпу направо-налево крестные знамения, то кропить святой водой.
Толпа довольно поревывала.
Задыхаясь от нетерпения, я смотрел вверх. Ну где же, где?
И вдруг увидел краешек серой тучи.
Вот они!
Туча быстро приближалась.
Успеют?
Не успеют?..
Вот и Милосадов неспешно ступил на асфальт.
Высадив его, лимузин тут же начал неторопливо пятиться.
Милосадов встал рядом с батюшкой, так же обращаясь направо и налево и стремясь, вероятно, охватить своим вниманием все пределы и края человеческого сборища; но не крестил, а только ослепительно улыбался (бросая при этом на толпу отблески своих роскошных зубов, какие бывают от электросварки), раскланивался и складывал ладони над головой: хлоп-хлоп, хлоп-хлоп.
По-доброму щурясь и расплываясь в широкой улыбке, батюшка время от времени оборачивался к нему, к герою дня Милосадову, и обеими руками торжественно указывал на него, как на виновника события. А то еще поощрительно, по-товарищески хлопал именинника по плечу и выбрасывал перед собой правую руку с задранным кверху большим пальцем.
Всякий раз его жесты вызывали в толпе новую бурю аплодисментов и гомон радостных возгласов.
Между тем уже можно было различить, что наплывающая издалека туча не сплошная: рассеченная ровными прогалами, она состояла из каких-то отделений.
Представитель менеджмента с поклоном протянул Милосадову микрофон.
В эту секунду я увидел Петю Сереброва — он торопливо катил кресло со Светланой, что-то быстро повторяя ей на ходу; припарковал возле стены, наклонился, чтобы поцеловать, и, оставив ее там, начал в одиночку решительно протискиваться в первые ряды.
Светлана что-то кричала ему в спину, бессильно сжимая кулаки, — я не расслышал ее слов за гулом и гоготом.
Я мог понять, почему он не слушает ее — потому что, конечно, ему хотелось показать себя сильным мужчиной: сказано — сделано, обещал — получите! Но почему он пренебрег моим предупреждением, подписанным именем самого Зорро?! Сумасшедший!
Красовский тоже был здесь. Он стоял с левого края, взволнованно озираясь и отчаянно морщась. Он не видел Сереброва и не мог знать, с какой стороны тот появится, а Серебров уже настырно продирался сквозь толпу, и у Красовского, даже если бы он его увидел, не было шансов догнать, чтобы помешать задуманному.
Туча приближалась. Уже можно было понять, что ее образуют птичьи стаи. Они мчались быстро, мощно и организованно: поотделенно, поэскадрильно — как, наверное, когда-то советские бомбардировщики летели на Берлин.
— Дорогие друзья! — весело, радостно и солидно сказал Милосадов.
Сизые шли стройными рядами. Ряды строились в каре. Одну эскадрилью от другой отделял узкий промежуток.
Первые эскадрильи начинали снижаться.
— Дорогие друзья, — повторил Милосадов, раскланиваясь и поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, чтобы всех наделить своим вниманием.
Многие в толпе задрали головы.
Кто-то уже показывал пальцем.
— Сегодня большой и знаменательный день, — с достоинством начал он.
Залп!
Совершив бомбометание и отстрелявшись, первая эскадрилья сизых, ведомая своим серым, пошла на крутой вираж, взмывая к солнцу.
Журнал «Новый Мир», № 2 за 2008 г.Рассказы и повести Андрея Волоса отличаются простотой сюжета, пластичностью языка, парадоксальным юмором. Каждое произведение демонстрирует взгляд с неожиданной точки зрения, позволяющей увидеть смешное и трагическое под тусклой оболочкой обыденности.
В центре нового романа Андрея Волоса — судьбы двух необычных людей: Герман Бронников — талантливый литератор, но на дворе середина 1980-х и за свободомыслие герой лишается всего. Работы, членства в Союзе писателей, теряет друзей — или тех, кого он считал таковыми. Однако у Бронникова остается его «тайная» радость: устроившись на должность консьержа, он пишет роман о последнем настоящем советском тамплиере — выдающемся ученом Игоре Шегаеве. Прошедший через психушку и репрессированный по статье, Шегаев отбывает наказание в лагере на севере России.
Она хотела большой любви, покоя и ощущения надежности. Хотелось, чтобы всегда было счастье. А если нет, то зачем всё это?
Андрей Волос родился в 1955 году в Душанбе, по специальности геофизик. С конца 80-х годов его рассказы и повести публикуются в журналах. Часть из них, посвященная Востоку, составила впоследствии книгу «Хуррамабад», получившую престижные литературные премии. Новый роман — «Недвижимость» — написан на московском материале. Главный герой повествования — риэлтер, агент по продаже квартир, человек, склонный к рефлексии, но сумевший адаптироваться к новым условиям. Выбор такого героя позволил писателю построитьнеобычайно динамичный сюжет, описать множество ярких психологических типов и воспроизвести лихорадочный ритм нынешней жизни, зачастую оборачивающейся бессмысленной суетой.
Длинна дорога от Бухары до Панджруда, особенно если идти по ней предстоит слепому старику. Счастье, что его ведет мальчик-поводырь — где найти лучшего провожатого? Шаг за шагом преодолевают они назначенный им путь, и шаг за шагом становится ясно, что не мальчик зряч, а старик; и не поводырь ведет слепого, предостерегая от неожиданностей и опасностей пути, а слепой — поводыря, мало-помалу раскрывая перед ним тайны жизни.Главный герой романа — великий таджикско-персидский поэт Абу Абдаллах Джафар ибн Мухаммад Рудаки.
Про историю России в Средней Азии и про Азию как часть жизнь России. Вступление: «В начале мая 1997 года я провел несколько дней в штабе мотострелковой бригады Министерства обороны республики Таджикистан», «совсем рядом, буквально за парой горных хребтов, моджахеды Ахмад-шаха Масуда сдерживали вооруженные отряды талибов, рвущихся к границам Таджикистана. Талибы хотели перенести афганскую войну на территорию бывшего Советского Союза, который в свое время — и совсем недавно — капитально в ней проучаствовал на их собственной территории.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.