Из жизни императрицы Цыси, 1835–1908 - [56]

— Старая будда жалует тебе эти кушанья. Не исключена возможность, что она вызовет тебя, готовься! Тут только у юноши отлегло от сердца. Он взглянул на кушанья, понял, что они с императорского стола, хотел поблагодарить за милость, но фрейлина уже исчезла.

В душу Гуаня опять закралась тревога: „Почему Великая императрица так отличает меня? Может быть, она хочет мне что-нибудь поручить? Конечно, это очень приятно, но если я не сумею исполнить ее поручения, то мне несдобровать!“ Тут его мысли приняли другое направление: „Ведь я всего лишь уличный певец. Если бы яне встретил господина Ли, я до сих пор бродил бы в лохмотьях и униженно клянчил деньги. Теперь я счастлив только благодаря ему и Великой императрице, а это значит, что ради нее и умереть не жалко“.

Он снова приободрился. В этот момент вернулась фрейлина, которая уже приходила, и произнесла:

— Великая императрица изъявила священное согласие принять Гуань Цюйаня во дворце Море мудрости!

Юноша поправил свою одежду, шапку и вслед за фрейлиной пошел по дорожкам парка. Всюду сияли разноцветные фонари, под ними стояли евнухи, готовые тщательно допросить каждого прохожего, но фрейлина делала им тайный знак, и они отступали. Все беседки, террасы, башни и павильоны были словно нарисованы искусным художником. Одна из беседок так и называлась: Прогулка на картине. Недалеко от нее оказалась пещера, пройдя которую Гуань увидел высокое строение с надписью „Море мудрости“. Юноша почти-стельно остановился у ворот, расписанных драконами и фениксами, но фрейлина велела идти смелее, провела его через анфиладу комнат и, доложив о приходе Гуаня, сказала ему:

— Императрица ждет тебя, будь внимателен к ней!

Гуань Цюйань осторожно вошел, и взору его предстал роскошный зал, выложенный каменными плитами. На противоположной стене над дверью висела надпись: „Зал человеческих радостей“, а за дверями шла еще одна анфилада великолепно обставленных комнат. Посреди одной из них сидела Цыси и читала книгу. В ответ на поклон Гуаня она медленно отложила книгу и, велев ему сесть, стала с улыбкой расспрашивать юношу, сколько ему лет, из какой он семьи. Наконец она спросила:

— Вот ты умеешь рисовать, а можешь ли определить возраст картины?

— Я человек маленький,— ответствовал Гуань,— учился немного, но, пожалуй, смогу догадаться.

— Тогда я покажу тебе одну вещицу! — сказала Цыси и направилась в соседнюю комнату. Юноша, весь дрожа, пошел вслед за ней. Однако выбрался он из той комнаты лишь к следующему полудню. Какую древнюю картину показывала ему вдовствующая императрица, неизвестно, но с тех пор она вызывала его очень часто, подарила ему большой загородный дом и даже разрешила жениться на одной из фрейлин. Чем не счастье привалило шалопаю?».

Встретив в романе Сюй Сяотяня эту историю, я, признаться, решил, что уж она-то вымышленна, и вдруг в совсем ином, отнюдь не художественном источнике обнаружил «Краткую биографию Гуаня», где рассказывается, как Цыси соблазнила юношу, а затем осыпала его почестями. Вскоре нашлось еще одно подтверждение, так что мне вновь пришлось убедиться в большой достоверности старой китайской литературы на исторические темы.

Можно подумать, что в данном случае речь идет о чересчур мелких деталях, имеющих отношение только к личной жизни государыни. Но Сюй Сяотянь помогает увидеть, что актерами она особенно увлеклась во время франко-китайской войны, и это стало одной из причин поражения Китая; кроме того, Гуань Цюйаня она приставила шпионом к заключенному Гуансюю.

Как у многих людей, обладающих большой властью, эротические позывы Цыси самым непосредственным образом влияли на государственную политику, поэтому в них рано или поздно нужно разобраться. Су Шунь перед казнью кричал в толпу, что вдовствующая императрица и его склоняла к сожительству, а после того, как он не согласился, возненавидела его — без учета этой версии нельзя говорить о мотивах целого исторического события, хотя окончательное решение здесь вряд ли достижимо. В 70–80-х годах XIX века любовником Цыси, возможно, был и Ли Хунчжан, чего не отрицал даже его личный секретарь. Наконец, в той же роли мог выступать князь Гун: «Конг был преданным другом и доверенным лицом Тсэ-Ги. Злые языки говорили, что дружба эта не ограничивалась одними политическими беседами... Существование любовной связи между пылкой двадцатисемилетней красавицей и молодым принцем было очень правдоподобно...».

В самом деле, ведь неприязнь Цыси к Гуну возникла лишь после расправы над Ань Дэхаем, которую организовал князь. Но он вполне мог пойти на это и из ревности. Императрице, как мы видели в случае с Жун Лу, тоже были свойственны подобные чувства, однако в большинстве ее любовных похождений ощущается практический расчет. По верным словам русского публициста начала нашего века, она «выбирала своих фаворитов между людьми, полезными ей в ту или другую минуту, удовлетворяя вместе с тем и требованиям своего пылкого темперамента»,

ИСКУССТВО, ИНОСТРАНЦЫ, ТИТУЛЫ И ДРУГОЕ

Почти так же утилитарно, как к мужчинам, Цыси относилась и к искусству, хотя по-своему интересовалась им. Например, Юй Жунлин рассказывает: