Из животворящей капли крови - [29]

Гнев Владимира заставил слегка дрожать Адриана. И склянки, стоящие на столе. Когда звон стекла прошел, Адриан заговорил.

– Я понимаю вас, князь… – Он вздохнул и принялся укладывать металлические сосуды в холодильную камеру с кодовым замком. – Но это может привести к некоторым недовольствам…

– Осиновые колы и серебряные пули всегда быстро подавляли все недовольства среди вашей братии!

– Да, князь… – Адриан отвернулся, пока Владимир набирал код замка. – Отозвать людей, не справившихся с задачей?

– Нет, – Владимир улыбнулся посещаемым его мыслям, – они способны преследовать их ночью, это тоже большой плюс.

– В этом есть необходимость? – Рука Адриана потянулась к остаткам «знания» в лабораторных колбах.

– Я знаю, куда и к кому она придет в итоге. – Он кивком позволил Адриану допить остатки. – Это неизбежно…

– Хорошо, князь, это ваша игра…

– Это не игра, это жизнь. – Владимир и сам глотнул «знания». – Но жизнь без цели и становится игрой…

Солнечный свет проник в комнату. Надя тяжело отходила ото сна. Щурясь солнцу, она потянулась, как кошка. Помотала головой, стряхивая с себя остатки ночного кошмара.

Но сознание приводит к мысли, что происходящее – реальность, а не кошмар. Карты не лгут. И никогда не лгали…

«Ты по-прежнему молода и красива… – Надя, улыбаясь, смотрела на себя в зеркало. – Тогда ты тоже была молодой и красивой… Ветреной и недальновидной… Владимир! – Она увидела морщинки в уголках глаз и глотком «знания» разогнала их по свежеющему лицу. – Перфекционизм, маниакальный перфекционизм… – Подвела карандашом губы, затем, сжав его в кулаке, сломала о зеркало. – Как долго ты скрывался под маской верного и заботливого, м-м-м Владимир… За ошибки прошлого приходится платить настоящим.»

Надя, с легкостью вскочив, сорвала каминную кочергу со стены и, взобравшись на подоконник, согнала висевших в тени под самой крышей летучих мышей. Писк, шелест крыльев.

Она крутанулась, держась за раму окна, напоминая шаловливого ребенка. От дитя ее отличали выбившиеся из-под шелка халата взрослые формы тела.

– О-о-у-у! – Надя олицетворяла радость победителя.

Летучие мыши, прижимаясь к земле, нырнули в густой орешник. Шелест листьев и крыльев.

Она затянула каштановые волосы в крепкий узел. Разложила кельтский расклад и, стянув шелк воротника на шее, улыбнулась.

«Месть, Владимир? – Ее глаза зловеще светились. – Ты еще не знаешь, что такое месть…»

Стоя возле зеркала, Надя, сжав губы, осмотрела количество запаса «знания» и, сунув его в дорожную сумку, послала воздушный поцелуй своему отражению в зеркале.

«Прости, бабушка… и все остальные. У каждого свой путь…»

Во взятой напрокат машине она ехала навстречу грядущему. Навстречу появившейся на горизонте луне, которая повисла медалью «за отвагу» на чернеющем кителе неба, изрешеченного звездами. Она помнила войны и периоды оккупации. Тяжелое время. Время нехватки крови и крушения надежд. Потери близких…

Надя не сняла солнцезащитные очки в момент, когда все поглотили сумерки. Она напевала привязавшийся куплет о «серости всех кошек ночью».

План мести, реалистично реализованный в мысленной проекции, раскидал образы мертвых тел. Беспомощных кукол. Она видела тысячи подобных за свою жизнь. Они лежали перед ее глазами в нелепых позах. Надя только поменяла лица этих тел. Лица, которые стали ненавистными.

На плавном повороте шоссе, уходящего в гору, голосует человек. Девушка. Надя, останавливаясь, улыбается. Но улыбка ее меркнет: в салон проникает смуглое лицо полукровки. Тело сводит судорога, но она натягивает маску приветствия на лицо.

– Извините, до пересечения 166 и 207 не подбросите? – В карих в зеленую крапинку глазах мольба. – У меня немного денег и две бутылки отличного домашнего вина…

– Как далеко это?

– Всего лишь около полусотни километров. – В глазах девушки загорается огонек надежды.

– Какая жалость, – Надя сжимает губы, – мой съезд на плантацию отца в равнине, уже через три километра, может следующие за мной автомобили…

Девушка, словно увидев что-то в лице Нади, отшатнулась от автомобиля.

– Да, наверно, это бессмысленно…

Надя, рванув автомобиль вперед, бросила взгляд на тонкую фигуру, одиноко стоящую на дороге в сете луны.

– Какая редкость, – проговорила она, добавляя музыки в колонках, – радикально расистские взгляды ограждают от опасности представительницу смешанной крови… Какое милосердие, Надежда.

Очередная ее улыбка была посвящена следующему путешественнику автостопом.

– Пересеченье 166 и 207…?

– Километров пятьдесят отсюда? – Надя выдохнула дым электронной сигареты и, увидев кивок согласия, убрала сумку с пассажирского места.

Молодой человек забрался в салон, благодаря и кладя рюкзак на заднее сиденье. Надя, трогаясь с проворотом, взглянула на благородную бледность его кожи. Сглотнула слюну. Улыбка парня, понявшего все по-своему.

Молодая пара в авто. Улыбки на лицах. Взгляды смущения. Автомобиль, безвозвратно увозящий его к смерти в надежде на любовь, ее – к жизни через смерть человека, с одного взгляда влюбленного.

«Смерть любимым…»

– Отличный девиз, Надежда, – она стёрла кровь с губ. – Теперь с ним по жизни!

Влюбленность Александра угнетала Веру. Она ревновала и негодовала. Чувства, притупленные веками, всколыхнулись.