Из записных книжек и дневников (фрагменты) - [6]

Шрифт
Интервал

Городецкий - затихший, милый. Его статья обо мне, несказанно тронувшая (Люба приносит ее, когда я лежу в кровати утром в смертельном ужасе и больной от "пьянства" накануне). [...] - Все только факты, почти голые, осветится понемногу потом, если писать почаще.

Клюев - большое событие в моей осенней жизни. Особаченный Мережковскими, изнуренный приставаньем Санжарь, пьяными наглыми московскими мордами "народа" (в Шахматове было, по обыкновению, под конец невыносимо лучше забыть, забыть), спутанный, - я жду мужика, мастеровщину, П. Карпова темномордое. Входит - без лица, без голоса - не то старик, не то средних лет (а ему - 23?). Сначала тяжело, нудно, я сбит с толку, говорю лишнее, часами трещит мой голос, устаю, он строго испытует или молчит. Обед. Муж Тани пришел пьяный, тихо колотит ее за дверью, она ревет, девочка в жару (жаба) бежит в комнаты, Люба тащит ее на руках назад, мы выбегаем унять мужа, уже уходящего по лестнице. Минута - и входит Кузьмин-Караваев - полусумасшедший, между бровями что-то делается, говорит еще дико. Их перебрасыванье словами с Клюевым ("господин, ищущий власти", - а не имущий власть - "царь всегда на языке, готов"). Только в следующий раз Клюев один, часы нудно, я измучен, и вдруг бесконечный отдых, его нежность, его "благословение", рассказы о том, что меня поют в Олонецкой губернии, и как (понимаю я) из "Нечаянной Радости" те, благословляющие меня, сами не принимают ничего полусказанного, ничего грешного. Я-то не имел права (веры) сказать, что сказал (в "Нечаянной Радости"), а они позволили мне: говори. И так ясно и просто в первый раз в жизни - что такое жизнь Л. Д. Семенова и даже - А. М. Добролюбова. Первый Рязанская губ., 15 верст от именья родных, в семье, крестьянские работы, никто не спросит ни о чем и не дразнит (хлысты, но он - не). "Есть люди", которые должны избрать этот "древний путь", - "иначе не могут". Но это - не лучшее, деньги, житье - ничего, лучше оставаться в мире, больше "влияния" (если станешь в мире "таким"). "И одежу вашу люблю, и голос ваш люблю". Тут многое не записано, запамятовано, я был все-таки рассеян, но хоть кое-что. Уходя: "Когда вспомните обо мне (не внешне), - значит, я о вас думаю".[...] Вячеслав Иванов*. Если хочешь сохранить его, - окончательно подальше от него. Простриг бороду, и на подбородке невыразимо ужасная линия, глубоко врезалась. Внутри воет Гёте, "классицизм" (будь, будь спокойнее). Язвит, колет, шипит, бьет хвостом, заигрывает - большое, но меньше, чем (могло бы) должно быть. Дочь - худа, бледна, измучена, печальна.

Происходит окончательное разложение литературной среды в Петербурге. Уже смердит.

Будущее покажет, что о ком еще записать.

Стадия поэмы (семидесятые годы, о двух полюсах в искусстве, семейное, Чацкий, Демон).

Надо, побеждая восторги (частые) и усталость (редкую - я здоров), писать задумчиво. Это написать (что я задумал) - надо. "Помогай бог". Но minimum литературных дружб - там отравишься и заболеешь.

Боря 2}, молчание (?) "Мусагета", Боря с женой на даче, моя смутность, "хроники Мусагета".

Чулков - жалкость, пакостничество в минимальных дозах, варьетэ, акробатка - кровь гуляет. Много еще женщин, вина, Петербург - самый страшный, зовущий и молодящий кровь - из европейских городов.

Сегодня: без людей. Солнце, мороз, красиво, гулял днем, вечером изныл от усталости - вино и утра без сна сказались.

Заячьи цветочки.

Сейчас уже ночь, мы собираемся спать, а я только сейчас случайно вспомнил, что такое - 17 октября. Днем я вспоминал еще о saint catastrophe**. Но 17 октября есть тот день (и я это помнил), когда мы встретились на улице и были в Казанском соборе.

* В первом заседании Религиозно-философского общества будет говорить речь о национализме, (NB. - "Мережковские", /poets/allegro_bio.html">П. С. Соловьева, А. Столыпин, Меньшиков, Розанов - много бы написал, да мерзко, дрянь, забудется). (Прим. А. Блока.)

** Святой катастрофе (франц.)

1} Е. Иванов

2}Андрей Белый

23 октября

[...] Все эти вечера читаю "Александра I" (Мережковского). Писатель, который никого никогда не любил по-человечески, - а волнует. Брезгливый, рассудочный, недобрый, подозрительный даже к историческим лицам, сам себя повторяет, а тревожит. Скучает безумно, так же, как и его Александр I в кабинете, - а красота местами неслыханная. Вкус утончился до последней степени: то позволяет себе явную безвкусицу, дурную аллегорию, то выбирает до беспощадности, оставляя себе на любование от женщины - вздох, от декабриста - эполет, от Александра - ямочку на подбородке, - и довольно. Много сырого матерьялу, местами не отличается от статей и фельетонов.

7 ноября

[...] В первом часу мы пришли с Любой к Вячеславу 3}. Там уже собрание большое. Городецкие (с Вышнеградской), - Анна Алексеевна волнуется, - /poets/kuzmin_bio.html">Кузмин (читал хорошие стихи, вечером пел из "Хованщины" с Каратыгиным - хороший, какой-то стал прозрачный, кристальный), Кузмины-Караваевы (Елизавета Юрьевна читала стихи, черноморское побережье, свой "Понт"), Чапыгин, А. Ахматова (читала стихи, уже волнуя меня; стихи чем дальше, тем лучше) [...] Вячеслав читал замечательную сказку "Солнце в перстне".


Еще от автора Александр Александрович Блок
Автобиография

Автобиография написана Блоком для издания «Русская литература XX века» под редакцией В А. Венгерова (т. 2, М., 1915).


Двенадцать

В январе 1918 года А. Блок создает самую знаменитую свою поэму — создает за несколько дней, в едином вдохновенном порыве. Обычно требовательный к себе, он, оценивая свое творение, пишет: “Сегодня я гений”. Напечатанная в феврале поэма вызвала бурные и противоречивые отклики. Многое в ней казалось неприемлемым собратьям по литературе. Но, несмотря на это, поэма Блока по праву заняла свое место в истории русской литературы, В “Двенадцати” Блок запечатлел образ той революции, в которую он верил, которая открылась ему в заревах пожаров, в метелях, в дыхании России.


Ирония

«Самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь – сродни душевным недугам и может быть названа «иронией». Ее проявления – приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается – буйством и кощунством».


Рамзес

«Торговая площадь с домом градоначальника в центре города. Утро. Некрасивые и мрачные фасады довольно высоких домов с плотно закрытыми дверьми. Окон на улицу почти нет, видно только несколько окон в верхних этажах. К стенам прислонены лавочки, крытые камышом. Площадь начинает понемногу наполняться народом. У главных ворот дома градоначальника, которых помещается в низкой зубчатой стене под акацией, сидит домоправитель Хамоизит, длинный и тощий. Он не совсем пришел в себя с похмелья и мурлычет песню: „Пей, пей, подноси, пей, пей, подноси“…».


Времена года

Стихи, рассказы, сказки.


Незнакомка

Незнакомка — героиня лирической драмы А.А.Блока «Незнакомка». Образ Незнакомки впервые появляется в стихотворении того же названия. В нем описывается «скука загородных дач» и пошлая обстановка пригородного ресторана. Этой прозаической картине противопоставлено нездешнее видение прекрасной Незнакомки, которая в одиночестве проходит меж рядами пьяных. Она наделена всеми возможными романтическими атрибутами: одета в «упругие шелка», на ней «шляпа с траурными перьями», «в кольцах узкая рука». Появление Незнакомки имеет двойственную мотивировку: среди присутствующих ее видит один поэт, но при этом поэт пьян, и видение может быть истолковано равным образом как хмельная галлюцинация.Лирическая драма «Незнакомка» (первоначально ее жанр определялся как «три видения», в окончательном тексте «видениями» называются действия пьесы) продолжала развивать противопоставление, на котором строилось стихотворение, между миром романтической мечты и действительностью.


Рекомендуем почитать
Кризис номер два

Эссе несомненно устаревшее, но тем и любопытное.


Зачем писать? Авторская коллекция избранных эссе и бесед

Сборник эссе, интервью, выступлений, писем и бесед с литераторами одного из самых читаемых современных американских писателей. Каждая книга Филипа Рота (1933-2018) в его долгой – с 1959 по 2010 год – писательской карьере не оставляла равнодушными ни читателей, ни критиков и почти неизменно отмечалась литературными наградами. В 2012 году Филип Рот отошел от сочинительства. В 2017 году он выпустил собственноручно составленный сборник публицистики, написанной за полвека с лишним – с I960 по 2014 год. Книга стала последним прижизненным изданием автора, его творческим завещанием и итогом размышлений о литературе и литературном труде.


Длинные тени советского прошлого

Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.


Был ли Навальный отравлен? Факты и версии

В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.


Сумерки мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Меняю фантастику на детектив

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.