Из-за вас я поверил в призраков - [6]

Как правило, в подвале с переменным успехом старались держать две группы детей, выстраивая их в два ряда по семь человек — только что украденных и едва обученных «малышей» и «взрослых», готовых к сражению, выросших уже здесь, очень злобных, ожесточенных и вышколенных — с упругими мышцами на ногах, крепкими кулаками, острыми зубами и ногтями — рвущихся в бой и напоминающих всем телом увесистые палицы; такой молодняк был опасен. Шестеро сражались на арене, седьмой был в запасе на случай, если кто-то сломает ногу, у кого-то не выдержит сердце, часто что-то случалось с одним из детей во время транспортировки. Мешки для малышей были тесными, тряпичные клети не рассчитаны на прирост, большие мешки взрослых почти касались пола. Друг друга дети не знали, разве что слышали иногда поскрипывание крюков и скулеж где-то вдали, их старались меж собой не сводить из страха, что взрослые малышей растерзают. Луна, жутко напуганный, придумал обходной маневр: каждый раз он вытаскивал № 2 из полагавшегося ему теперь мешка для взрослых и совал обратно в мешок для маленьких, из которого его выселили, поскольку он стал слишком большим и тяжелым, маленький мешок болтался подозрительно низко, ребенок рос очень быстро, и крюк мог сломаться. Когда № 2 вытряхивали, чтобы измерить рост или вес, он старался во всем походить на задохлика, уже смекнув, что спасенной жизнью обязан горячей глотке и этой простой уловке.

Волосы отрастали, и стригущий лишай чертил на головах тропы и звезды, раны то расползались, то затягивались, лишай буравил кожу, насаждая на головах сады, уродуя волосяные корни, захватывая области, где волосы росли гуще всего, там он гнездился, распыляя споры в грязи за ушами, добираясь ночами до самых бровей, где вывести его еще труднее, покрывал брови студенистой порослью, похожей на сырные крошки, распространялся в областях, где волосы стояли торчком, чтобы те полегли, лишай обожал густые остриженные гривы и непослушные вихры, которые срезал на корню, он выслеживал, где волосы принимались снова расти, он обжирался шелушащейся кожей, свивал гнездышки, чтобы укрыться от ногтей, которые превратили бы его в ни на что не годную ничтожную капельку крови, он утаскивал состриженные волосы, чтобы мастерить из них мотыги для вспахивания и соломинки для кормления, голова служила земным шаром, машинка для стрижки волос была большой, но нелепой соперницей, а лобковые вши приходились ему настроенными враждебно кузинами, и он непрестанно множил свои богатства, чтобы всегда иметь возможность вторгнуться на их территории, поскольку знал, что места там еще более плодородные, а воздух благоухает.

«Парни — это не для меня! — говорит Волк Луне, который снова попытался его напоить. — Мне нравится их ловить, муштровать, нравятся опасность и деньги, которые нам за них платят; и та штукенция, из-за которой мы в прошлый раз чуть было не подрались, в конце концов мне тоже понравилась, это правда, когда она оказалась у меня во рту, было забавно выхватить ее у тебя, но еще больше мне понравилось смотреть, как ты моргал от растерянности, потому что в тот самый момент ты уже не был похож на человека, клянусь тебе, ты был похож на зверя, мне казалось, что на щеках и на лбу у тебя растет шерсть, это тебя должны были прозвать Волком, но сам бы я не хотел опять сосать хуй у того мальчишки, меня от такого не штырит, а скажи, ты сам-то не пробовал его выебать, в рот, например, или в задницу?» — спросил Волк. — «Нет, — ответил Луна. — Я об этом не думал, и точно так же не думал предлагать тебе со мною потрахаться, поскольку мне кажется, что от твоего хрена меня так же бы затошнило, как тебя от хуя того малыша, твои причиндалы оказались бы слишком здоровенными для моего рта, я начал бы задыхаться, твой хуй меня бы прикончил, я бы боялся, что он выбьет мне зубы, что ты кончишь мне в глаза, пробьешь дыру в черепе или что от твоей спермы останутся на лице следы, которые мне не удастся стереть, несводимые, как какая-нибудь татуировка, тогда как детский член я могу пробовать, никогда им не пресыщаясь, и мой язык способен без устали отыскивать и распознавать все вкусы, которые там припрятаны между складок, мой рот уже научился ощущать, как хуй понемногу растет, я уже не могу без этого обойтись, если меня этого лишить, то это все равно, что отнять руку, ты меня понимаешь?» — «Пойдем! — говорит ему Волк, нежно улыбаясь и ведя его за руку к мешкам малышей. — Должно быть, ты хороший специалист по отсосу, покажи ему, как нужно вести себя со мной». — И Волк остановившись перед мешком № 2, вытащил хуй и начал тереться им о грубую ткань, где ложбинка меж двух бугорков. — «Разрежь вот здесь и скажи ему, что я могу сунуть ему в рот или в задницу, как ему больше хочется, на это наплевать, но пусть он как следует обработает мой хуй, как следует его сожмет и вычистит, я не мыл его уже неделю, так что пусть он его помоет, а потом сразу же перепачкает, чтобы вылизать снова, я могу кончить раз пять или шесть». — Луна в нерешительности вскрыл мешок там, где привык, и Волк сразу же сунул туда свой хуй, ткнувшись меж ног ребенка, который не понял, что происходит, и сжался от страха, дрожал на дне мешка как можно дальше от дырки. Волк отобрал у Луны нож и, схватив мешок с самого верха, полоснул вдоль всей ткани, проведя ножом заодно и по позвоночнику. Ребенок из мешка повалился на пол, ударился, весь съежился, зубы у него застучали. Волк вцепился ребенку в плечи, грубо приставив голову себе к хую и, держа за уши, начал тереться, ища отверстие. Но ребенок сопротивлялся, выплевывал здоровенный хуй, и, несмотря на то, что человек бил его ногами и руками, снова и снова кусал омерзительную и вонючую палицу, вызывавшую в нем лишь ужас. Луна попытался вырвать ребенка у Волка, но тот приставил ему к животу нож: «Покажи ему!» — проговорил Волк, и Луна, подчинившись, сел на корточки перед волчьим хуем, который был такой здоровенный, что начинался на уровне подбородка и заканчивался выше лба, а толщиной был с шею. — «Покажи ему, а то я его продырявлю и вскрою горло, и тебе придется потом от него избавляться, и сними с него повязку, я хочу видеть его взгляд, хочу видеть в нем страх!» — Повязка упала, голубые, обезумевшие глаза уставились на знакомый рот, внезапно представшее перед ним лицо и налитую кровью балду, вылезшую из белесых складок огромного мокрого хуя, который то поднимался, то опускался и был похож на только что вынутое из груди бьющееся сердце. Ребенок в кошмаре моргал, будто собираясь упасть в обморок, не сводя умоляющего взгляда с Луны, отвернувшись от елдака, который Волк сжимал в руке, собираясь пройтись им по щекам и шее ребенка. — «Он что, не голоден? — ухмыльнулся Волк. — Ты слишком хорошо его кормишь и дурно воспитываешь. Твой паренек не хочет жрать то, что ему предлагают. Объясни ему, как это вкусно. Видишь здесь внизу большую синюю жилу, готовую уже взорваться, она петляет, словно поток, обработай-ка ее языком вдоль и поперек до самого дупла, чтобы я вас всех обкончал!» — Луна, словно почувствовав внезапный голод, закапал слюной и, взглянув на ребенка, повиновался Волку, начав вылизывать извилистую вену меж ног у Волка, у ребенка тоже пошла слюна. — «Давай, покажи ему, как это делается! — прорычал Волк. — Пусть повторяет за тобой, я хочу, чтобы он пощекотал бритой головой мои яйца. А, когда все хорошенько вылижете, как два пса, тогда заглатывайте оба, одному тут не справиться, и трухню всю сожрите, тогда я про вас забуду, представляя, что меня массирует и сжимает какая-нибудь шлюха, промывая в своей пизде мои трубы!» — Ребенок решил повторять за Луной, а тот позабыл о Волке, ему казалось теперь, что он обхаживает хуй паренька, который просто почему-то вдруг стал больше обычного, и № 2 уже высунул язык, чтобы пойти по поблескивающему следу, оставшемуся после Луны, Луна же остановился, пока малыш лизал, повторяя за ним; Луна воспользовался моментом, чтобы пососать детский подбородок и шею, но Волк двинул его ногой по заднице. — «Не останавливайся, подонок, хватит думать только о себе, продолжай, вернись и соси дальше, а он пусть идет за тобой, потом ты пойдешь за ним, а он тогда будет сосать, и не деритесь, места тут на всех хватит!» — Ребенок посасывал и облизывал толстый член со всех сторон вдоль и поперек, пытка превратилась в игру, ему хотелось смеяться, он спешил, ворча, за усердными губами Луны, хотел, чтобы тот уступил ему новую часть, которая была еще лучше, он никогда еще не пробовал на вкус такого хорошего и свежего мяса. Не предупреждая, Волк кончил ему в самое горло и, застегивая ширинку, сказал Луне: «Повяжи снова повязку и побыстрее зашей мешок!» — Он сплюнул и растянулся на гамаке. № 2 хватило времени, чтобы быстро оглядеть весь подвал.