Из-за девчонки - [57]

– Так что с тобой, Игорек? – допытывалась Ирочка.

– А-а, голова что-то болит, – пробормотал он, краснея.

– Да, да, конечно, столько впечатлений, – поддакнула Ирочка и, чем-то озабоченная, стала ходить за ним из комнаты в комнату по пятам. – Вы что, кого-нибудь ждете?

– Нет, никого, – ответил Игорь и снова покраснел.

Ирочка испытующе на него посмотрела, катнула ногой, обутой в вечернюю туфельку, желтый кокос.

– О боже мой! – сморщив нос, сказала она. – Повсюду эти жуткие печати. Зачем это, а?

– Вывоз семян запрещен, – коротко объяснил Игорь.

– Ну так что же?

– А Косте разрешили. Это печать департамента ирригации.

Он поднял кокос и перенес его на другое место, подальше от ее нарядных туфель.

Ирочка опять пошла за ним. Божок, стоявший на маленьком столике в углу, ее заинтересовал.

– Ой, что это?! – воскликнула она. – Какой этруск прелестный!

Игорь едва успел перехватить ее пухлую руку, протянувшуюся к божку. При этом он с удивлением отметил: слово „этруск“ поразительно точное, насколько он смог судить, – такого же, с оплывшим животом, толстяка он видел на фотографии этрусского надгробья, – и не мог не позавидовать Ирочкиной зоркости. Вообще… вообще они были в чем-то близки, он и Ирочка, это витало в воздухе, хотя никем никогда не формулировалось. В лучшие времена Ирочка с ним часто беседовала, ей сразу удалось найти верный тон старшей сестры. У Нины-маленькой это получалось намного хуже.

Как бы то ни было, он поспешно и не совсем вежливо схватил свое сокровище и сунул в нагрудный карман рубашки: божка он берег для Сони, как Костя берег для него самого.

Ирочка с удивлением на него посмотрела, но ничего не сказала.

– Не понимаю этих дурацких предрассудков, – с неожиданной злостью заговорила она после паузы. – Отчего, когда люди собираются вместе, они тут же начинают готовить еду?

Это был риторический вопрос, и Игорь смолчал.

– Ну, добро бы в старые времена, – говорила Ирочка, расхаживая по комнате, как чайка. Да, она была похожа на чайку в своем цыганском платье и дорогих гранатовых бусах: и профиль у нее был чаячий, и озабоченные движения головы, и походка, и выражение круглых глаз. Должно быть, она любила и умела злиться, а веселенькой становилась только напоказ. – Добро бы в старые времена, когда обильная еда сама по себе была праздником, когда даже вид накрытого стола вызывал оживление. Теперь же каждый у себя дома может покушать не хуже, притом по собственному вкусу, ничью стряпню не расхваливая. Не понимаю, не понимаю! Вместо того чтобы смотреть друг на друга, кто-то нас заставляет с неестественным азартом поедать чужие винегреты, пачкаться в жиру, любоваться коллективным ковырянием в зубах. Да еще пить вино – и тоже в принудительном порядке. Я не права, Игорек? Или ты любитель застолий?

Ирочка любила поговорить и делала это по-мужски, энергично. В другое время Игорь с удовольствием подхватил бы тему, но сейчас было не то настроение.

– В гости надо приходить натощак, – сказал он, – а не наедаться заранее в одиночку.

– Ого! – Ирочка тонко улыбнулась. – А ты стал злой, Игорек. Взрослеешь, мудреешь.

По-видимому, она все же обиделась, потому что, постояв в дверях минуту-другую, повернулась и вышла.

„Должно быть, в ванную, – подумал Игорь, – подрисовывать глазки“.

Тушка „этруска“ мягко пульсировала возле самого его сердца. Любопытно, к кому перейдет этот божок от Сони?… Но эта мысль, едва мелькнув в голове, тут же заглохла: ни к кому, пока ни к кому.

– За сто-ол, за сто-ол! – нараспев позвала мама.

Отец, Ирочка, Нина-маленькая, Костя – все столпились в дверях гостиной. Началась неловкая процедура усаживания. После долгих пререканий, отнекиваний и реверансов отец занял правый конец стола, спиной к боковой стенке, мама зарезервировала за собой другой торец, ближе к двери, чтобы удобнее было бегать на кухню. Ирочку как почетную гостью (именно так выразился Костя) попросили сесть на диван, в самом центре, откуда, впрочем, экран было видно хуже всего, потому что диван был довольно низок, и Ирочка, принужденно смеясь, призналась, что она совсем здесь утопла. Игорь, нахохлясь, забился в самый угол дивана, ближе к отцу. Нина-маленькая села возле матери. Костя стоял возле слайд-проектора и выжидательно смотрел на Игоря. Ирочка похлопала рукой по дивану рядом с собой – он ее, казалось, не видел.

– Ну, в чем дело, Гошка? – с досадой спросил Костя. – Ты сделал, как тебе было сказано?

Игорь покачал головой. Сердце у него гулко заколотилось. Он понял, что Костя настроен решительно и, как от визита к зубному врачу, тут не отвертишься.

– Ну, хорошо, вставай! – безжалостно сказал Костя. – Вместе пойдем.

Все заволновались, заговорили, кроме Игоря, который, сутулясь, стал вылезать из-за стола.

– Куда? Зачем? – недоумевала мама. – Всего хватает!

– Некрасиво как-то получается, – говорил отец. – Только уселись…

– Смотрите, мы всё здесь без вас съедим! – резким чаячьим голосом крикнула Ирочка, притворяясь веселой, хотя недоумевала не меньше, чем все. – Всю эту вкуснятину съедим, ничего не оставим!

Нина-маленькая хотела было тоже принять участие в общем хоре недовольства, но взглянула на Игоря, потом на Костю – и, по-видимому, все поняла.