Из воспоминаний сельского ветеринара - [20]
На этот день вызовов пришлось мало, и я вернулся на исходе утра, но в дом предпочел не входить, ибо в окно приемной увидел фермеров, сидящих рядами у стен. Лица всех выражали единое праведное негодование.
Я тихонько ретировался на рыночную площадь. Когда у меня выдавался свободный час, я любил побродить в лабиринте ларьков, выраставшем на древней площади. Купить там можно было все что душе угодно: фрукты, рыбу, старые книги, сыры, одежду — ну буквально все. Особенно манил меня посудный ларек, принадлежавший почтенному еврею из Лидса — толстому, самоуверенному, вечно потному и истинному гипнотизеру за прилавком. Мне никогда не приедалось наблюдать за ним. Он меня просто завораживал. А в этот день он был особенно в ударе. Фермерши, разинув рот, внимали его красноречию, а он ораторствовал на маленькой свободной площадке, окруженной пирамидами всяческой посуды.
— Я некрасив, — разглагольствовал он. — Я не умен, но, бог свидетель, язык у меня подвешен хорошо, и я кого хотите сумею уговорить на что угодно. Вот смотрите! — Он взял дешевую чашку и поднял повыше, с нежностью зажав между толстыми большим и указательным пальцами, а мизинец изящно оттопырив. — Красота, э? Нет, правда, чудо? — Благоговейно поставив чашку на ладонь, он показал ее женщинам вокруг. — Так вот что, дамы, такой вот точно чайный сервиз вы можете купить у Коннерса в Брэдфорде за три фунта пятнадцать шиллингов, я не шучу и не смеюсь. Стоит там такой сервиз, и цена его такая. Но моя цена, дамы? — И тут он выудил откуда-то старую трость с расщепленным набалдашником. — Моя цена за этот чудесный чайный сервиз? — Он перехватил трость за нижний конец и с треском опустил ее на пустой чайный сундучок. — Не три фунта, а пятнадцать шиллингов. (Бац!) Не три фунта. (Бац!) Не два фунта. (Бац!) И даже не тридцать шиллингов. (Бац!) Ну-ка, ну-ка! Кто дает мне фунт? Никто не шелохнулся.
— Ну, ладно, ладно! Как вижу, нашла нынче коса на камень! Семнадцать шиллингов шесть пенсов весь сервиз!
Последний оглушительный удар — и дамы начали подавать знаки, роясь в сумочках. Из глубины ларька возник низенький человек и принялся вручать сервизы один за другим. Ритуал был соблюден ко всеобщему удовольствию.
Я с приятным предвкушением ожидал начала новой виртуозной речи, как вдруг заметил, что с края толпы мне бешено машет дюжий верзила в клетчатой кепке. Другую руку он запустил за борт пиджака, и я прекрасно понял, что именно он там нащупывает, а потому без промедления укрылся за прилавком, на котором громоздились свиные корыта и рулоны проволочной сетки. Но не успел я сделать и десяти шагов, как передо мной возник другой фермер, зловеще помахивая конвертом.
Я оказался в ловушке, но тотчас обнаружил спасительную лазейку. Торопливо обогнув ларек с дешевыми украшениями, я нырнул в дверь «Гуртовщиков» и проскользнул мимо бара, набитого фермерами, в кабинет управляющего. Уф-ф! Тут меня всегда ждал приветливый прием.
Управляющий оторвался от каких-то бумаг, но не улыбнулся мне.
— Послушайте! — сказал он резко. — Я приводил к вам мою собаку довольно давно, потом получил счет (меня пробрала дрожь) и тут же его оплатил. А потому был крайне удивлен, обнаружив в утренней почте новый счет. У меня есть квитанция, подписанная…
Я не выдержал.
— Мне очень жаль, мистер Брук! Произошла ошибка. Я все улажу. Примите наши извинения.
В последующие дни эти слова стали привычным рефреном, но хуже всех пришлось Зигфриду. В баре «Черного лебедя», самого любимого его заведения, к нему подошел Билли Брекенридж, веселый приветливый толстяк, один из дарроубийских старожилов.
— Э-эй! Помните, я уплатил вам за операцию три фунта шесть шиллингов? Мне опять счет прислали.
Зигфрид изысканно извинился — он успел отполировать достаточно подходящих фраз — и предложил ему пивка. Расстались они друзьями. Беда была в том, что Зигфрид, который обычно все забывал, забыл и это. Месяц спустя в том же «Лебеде» он опять столкнулся с Билли Брекенриджем. На этот раз Билли был не склонен шутить.
— Э-эй! Помните счет, который вы мне два раза присылали? Так я его в третий раз получил!
На этот раз Билли был не склонен шутить.
— Э-эй! Помните счет, который вы мне два раза присылали? Так я его в третий раз получил!
Как Зигфрид ни старался, толстячок не поддавался его обаянию. Он был обижен.
— Ладно! Вижу, вы не верите, что я вам уплатил. Ваш брат дал мне квитанцию, только я ее потерял. — Зигфрид попытался возражать, но Билли отмахнулся от его извинений. — Нет, уж! Есть только один способ покончить с этим. Бросим монету. Я говорю, что уплатил вам три фунта шесть шиллингов, вы говорите, что нет. Ладно. Бросим монету.
Зигфрид огорченно запротестовал, но Билли стоял на своем. Достав из кармана пенни, он с большим достоинством уравновесил его на ногте большого пальца.
— Ну вот. Называйте!
— Решка! — буркнул Зигфрид, и выпала решка.
Толстячок и бровью не повел, а с тем же достоинством отсчитал Зигфриду названную сумму.
— Может быть, мы согласимся, что вопрос исчерпан? — сказал он и вышел из бара.
Скверная память бывает всякая, но у Зигфрида она отличалась истой вдохновенностью. Каким-то образом он забыл записать получение и этой суммы, так что по истечении месяца Билли Брекенридж получил четвертую просьбу уплатить сумму, которую он уплатил уже дважды. Примерно тогда же Зигфрид изменил «Черному лебедю» и начал посещать «Скрещенные ключи».
