Из воспоминаний сельского ветеринара - [187]
Жатки, в которые запрягались лошади, появились в йоркширских холмах около 1890 года. Некоторые имели две передачи — нижнюю, чтобы срезать колосья, и верхнюю, чтобы косить траву. За такими жатками должны были идти работники и вязать снопы. Но лет через десять-двадцать к ним добавили сноповязальный механизм. Мелкий фермер мог арендовать жатку примерно за фунт в день у более богатого, имевшего собственную. Двое-трое мелких фермеров иногда покупали жатку в складчину в общее пользование. К 40-м годам фермеры сменили лошадей на тракторы.
Эта датская порода свиней была ввезена в Англию из Швеции в конце 40-х годов и приобрела большую популярность у свиноводов, так как дает прекрасный бекон.
Сахарная свекла, широко культивировавшаяся в Йоркшире, поступала на сахарные заводы. Этот свеклокопатель был изготовлен в 1926 году лидской фирмой «Фаулерс», занимавшей ведущее место в мире по производству паровых сельскохозяйственных машин. Управлял им один человек, по полю он двигался на канатах, соединенных с паровыми двигателями на обоих концах поля. Одновременно выкапывалось десять рядов свеклы.
5. Рози на краю гибели
— «Сердце я отдал свое в беззаботные руки!» — звенел тоненький голосок Рози, пока я осторожно вел машину по изрытому колеями проселку. Теперь мои часы за рулем скрашивало пение.
Ехал я перевязать рану на спине коровы и слушал с огромным удовольствием. Мало-помалу до моего сознания дошло, что свершилось еще одно чудо: вновь со мной на вызов едет мой ребенок! Когда Джимми поступил в школу, мне очень не хватало его общества в машине, однако я и вообразить не мог, что все повторится, но уже с Рози.
Следить, как твои собственные дети впервые знакомятся с четвероногими обитателями ферм, наблюдать их растущую любовь и интерес к окружающей природе, слушать детскую болтовню, не способную надоесть, разделять веселье и смех, скрашивающие трудности и заботы каждого дня, — все это мне было даровано дважды.
Ну а что до пения, так все началось с покупки радиолы. Музыка всегда значила для меня очень много, и мой проигрыватель доставлял мне немало счастливых минут. Однако я мечтал обзавестись чем-нибудь получше, чтобы прекрасные оркестры, игра и пение моих любимых исполнителей звучали точнее и естественнее. В те времена о стереосистемах и прочих современных новинках, революционизировавших мир записанной музыки, еще никто не грезил. Пределом желаний была хорошая радиола.
После долгого мучительного изучения каталогов разных фирм, наслушавшись всевозможных советов и рекомендаций, я сократил список вожделенных моделей до трех и, чтобы сделать окончательный выбор, попросил доставить их в Скелдейл-Хаус, прослушал на каждой начало бетховенского Скрипичного концерта, потом повторил пробы еще несколько раз, несомненно доведя представителя радиомагазина до белого каления. Зато я убедился, что должен купить «Мэрфи» и только «Мэрфи». Великолепный футляр, изящные ножки, а главное — звучание! На полной мощности — ни малейшего смазывания! Я был совершенно очарован, но в бочке меда имелась своя ложка дегтя: стоило это чудо девяносто фунтов с лишним, деньги в 1950 году колоссальные.
— Хелен, — сказал я, когда мы установили покупку в гостиной. — Надо последить, чтобы дети к ней не прикасались. Пусть ставят пластинки на старый проигрыватель, но к «Мэрфи» их допускать нельзя.
Какая наивность! На следующий же день, вернувшись, я еще в коридоре был оглушен хоровым припевом к «Призрачным всадникам» Бинга Кросби, неистовавшим на обороте «Беззаботных рук» во всю силу, на какую был способен «Мэрфи».
Я приоткрыл дверь гостиной и заглянул в щелку. «Призрачные всадники» окончились, Рози пухлыми ручонками сняла пластинку, уложила в конверт, потряхивая косичками, промаршировала к шкафчику с пластинками, поставила Бинга Кросби на место и извлекла новую пластинку. На полпути к радиоле я ее перехватил.
— А на этой что? — спросил я.
— «Пряничный человечек», — ответила она.
Я посмотрел на наклейку. Действительно! Но как она узнала? Детских пластинок у меня была уйма, и многие выглядели абсолютно одинаково. Тот же цвет, та же группировка слов, а Рози в свои три года читать еще не умела.
Она опытным движением поставила пластинку на круг и запустила ее. Я прослушал «Пряничного человечка» до конца, а Рози выбрала еще одну пластинку.
Я посмотрел через ее плечо:
— А это какая?
— «Петя и волк».
Так оно и оказалось. Мне некуда было торопиться, и около часа Рози продолжала ублажать меня одной пластинкой за другой. Вскоре выяснилось, что из песен Бинга Кросби, чьим верным поклонником я был и остаюсь по сей день, она всем предпочитала «Беззаботные руки».
К исходу часа я пришел к выводу, что пытаться разлучить Рози с «Мэрфи» — бесполезно. Если она не уезжала со мной, то принималась слушать пластинки. Радиола стала ее любимой игрушкой. Но все оказалось к лучшему: ни малейшего вреда моей дорогой покупке она не причинила, зато, сопровождая меня, распевала самые любимые свои песни, не ошибаясь ни в едином слове, ни в единой ноте. И мне искренне нравилось ее пение. А «Беззаботные руки» скоро заняли особое место и в моем сердце.
